Госбезопасность как Идея

Речь Ельцина, прозвучавшая в декабре 1997 года, стала важным поворотным пунктом в истории госбезопасности еще в одном смысле. Завершая часть своего выступления, Ельцин отметил, что сегодня в органах безопасности работают «истинные патриоты», и добавил: «Эти люди работают не за славу и награды, а не побоюсь этого слова за идею». Тем самым Ельцин дал понять, что постсоветские органы безопасности — это не «нейтральный» государственный механизм, а, как и советские, преданы Идее. Иначе говоря, после недолгого периода неопределенности в российскую политическую жизнь и в сферу госбезопасности вернулась Идея. Представление о том, что в основе российской государственности лежит Идея, имеет давнюю историю. Так, например,

Вера Сквирская пишет: «Предполагается и ожидается, что в основе российской политики должна лежать Идея о России, о ее уникальной цивилизации… Российская государственность считается неполной и уязвимой без Идеи… Есть ощущение, что без Идеи государство и нация могут утратить свою онтологическую стабильность и легитимность»[662].

В конце 1980-х — начале 1990-х годов эту мысль ставили под сомнение многие известные российские экс-диссиденты и либералы. Они отмечали опасности этой идеи, связывая ее с трагедиями советской эпохи. Они намеревались перестроить отношение государства и общества, построить новое государство западного типа, ответственное перед своими гражданами, и убрать из этой сферы эмоциональную составляющую, императив беспрекословного преклонения перед государством. Сергей Ковалев, например, противопоставлял «цивилизованную» идею государства, которое «всего лишь механизм, призванный обеспечивать интересы общества», традиционной российской модели государства как «некой мистической сущности», которая «вне общества и над обществом». Валерий Борщов писал о том же: государство следует рассматривать как механизм и только, его нельзя любить или не любить[664]. Распространенность такого мнения впоследствии существенно сузилась, а современная волна огосударствления в России, по сути, может рассматриваться как ответная реакция на попытки подорвать идею «мистической энергии» государства (это выражение заимствовано из статьи Александра Панарина, в которой автор оплакивает тот вред, который нанесли либералы традиционной мистической силе российского государства)[665].

Таким образом, речь Ельцина в декабре 1997 года ознаменовала собой существенный перелом, который намечался с середины того десятилетия, не только в отношении исторического сознания, заботу о котором теперь взяло на себя государство, но и в вопросе отношения к этому государству. Все больший пиетет перед органами госбезопасности отражал более широкую тенденцию — почитание сильной государственной власти в России[666].

Начало этого парадигмального сдвига было с удовлетворением отмечено еще в 1995 году в «Белой книге российских спецслужб» (опубликована с одобрения старшего научного сотрудника Академии ФСБ)[667]. Авторы отмечают: если начало 1990-х характеризовалось попытками отступить от верховенства государственных интересов над интересами личности и общества, то уже сегодня, несмотря на мощное сопротивление, происходит процесс возвращения к традиционным приоритетам[668]. «Идея», о которой говорил Ельцин в своей речи, определялась им весьма туманно и осторожно («Во имя безопасности государства. Во имя мира и спокойствия наших граждан»[669]). Но если президент был не очень откровенен, чекисты с готовностью принялись формулировать эту идею и наполнять ее содержанием. После речи Ельцина чекисты стали публично говорить о том, как важен в их работе идеологический фундамент, хотя они часто использовали термин «духовность», поскольку слово «идеологический» все еще входило в разряд табу, особенно в контексте обсуждений органов госбезопасности[670]. С 1999 года этот вопрос стал делом государственной важности. В тот год Патрушев заявил, что «одни материальные стимулы никогда не смогут заменить духовную, смысловую компоненту в жизни российского офицера» российских органов госбезопасности[671].

Похожие книги из библиотеки

Т-72. Уральская броня против НАТО

Т-72 — самый массовый советский танк второго послевоенного поколения. Более 30 лет «семьдесятдвойки» составляют основу танкового парка страны. Своей простотой и исключительной эксплуатационной надежностью они завоевали заслуженную популярность у танкистов.

Этот танк состоял на вооружении во всех армиях Варшавского Договора, в больших количествах экспортировался на Ближний и Средний Восток, в Азию и Африку. Танки этого типа участвовали в нескольких вооруженных конфликтах, включая Ливанскую и Ирано-иракскую войны, гражданскую войну в Югославии, наконец, операцию «Буря в пустыне». Т-72 — единственный советский танк, который встречался в бою с самыми современными танками НАТО.

Подробное описание конструкции, полные сведения о модернизациях и серийном производстве, малоизвестные факты боевого применения Т-72 — все это вы найдете в книге ведущего историка бронетехники.

Победа Советской Армии в Заполярье [Десятый удар (1944 год)]

В первые же дни Великой Отечественной войны Кольский полуостров стал ареной ожесточенных боев.

Кольский полуостров имеет свою многовековую историю. Этот суровый заполярный край еще в очень давние времена — в XI веке — начал заселяться и осваиваться русскими. На далекий Север шли смелые новгородские люди. На берегу незамерзающего Мурманского моря (так называлось Баренцово море до 1853 года) они устраивали промысловые поселки, варницы, ловчие станы и «острожки». Так, одно из старейших русских поселений — Кола (южнее Мурманска) упоминается в исторических источниках уже в 1264 году.

В XV веке после образования Русского централизованного государства приток русских на Крайний Север усилился. В XVI веке трудовой люд потянулся к берегам Студеного моря в надежде найти там убежище от угнетения и жестокой эксплуатации бояр и купцов. Многие попали в Заполярье в принудительном порядке за непокорность существующему строю. Русские люди смело вступали в борьбу с суровой природой Заполярья, занимались рыбной ловлей, промыслом морского зверя и торговлей с заморскими странами, совершая далекие и опасные морские походы.

Уникальная и парадоксальная военная техника, т.2

В этой книге впервые собраны воедино сведения о самых невероятных порождениях военно-технической мысли — летающих танках, кривоствольном оружии, подводных самолетах, огромных орудиях и многом другом.

Читатель узнает об истории появления многих образцов такой необычной техники и причинах появления парадоксальных идей и проектов.

100 великих военных тайн

Книга "100 великих военных тайн" ни в коем случае не претендует на роль энциклопедии по истории войн и военного искусства. От нее не стоит ожидать и подробного изложения всей военно-политической истории человечества. Книга содержит ровно сто очерков, расположенных в хронологическом порядке и посвященных различным военным событиям - переломным, знаменитым, малоизвестным или совсем неизвестным. Все они в той или иной степени окутаны завесой тайны и до сих пор не имеют однозначной оценки, столь свойственной массовому сознанию. Реальность никогда не укладывается в упрощенную схему, ибо она всегда многогранна. Именно на этом принципе многогранности и построен настоящий сборник, посвященный военным конфликтам, операциям, походам и битвам, как имевшим место в глубокой древности, так и происходящим сегодня. Рассказывается в нем и о великих полководцах, героях и простых солдатах, переживших триумф побед, горечь поражений и предательств.