Введение
История военного искусства и военная история. — Возникновение и развитие истории военного искусства. — Программа 1-го тома. — Литература.
История военного искусства и военная история. История военного искусства представляет одну из тех специальных дисциплин, на которые разлагается общая история культуры. Военные учреждения занимают в строении государства столь важное место, войны, открывающие широкий простор жизнеспособным государствам и убирающие с арены истории дряхлеющие организмы, составляют столь существенную часть истории, что история военного искусства имеет не меньшее право на особое изучение ее в целом на протяжении веков, чем история религий, конституций, экономической жизни, права. Разделение и специализация труда при изучении отделов истории культуры приносит богатые результаты. Исследуя на протяжении тысячелетий зависимость между эволюцией военного искусства и экономическим и политическим развитием государств, мы сразу становимся на почву, очень богатую выводами и обобщениями.
Таково положение истории военного искусства в отношении общей науки. В ряду военных наук история военного искусства представляет тот фундамент, на котором созидаются прочие военные дисциплины. Не уделяя достаточно внимания военно-историческому изучению, можно подготовить только ремесленников военного дела, не способных ни к сознательному творчеству, ни к приспособлению и опознанию переживаемой ныне быстрой эволюции военного дела. Чтобы достигнуть положительных результатов, военно-историческое изучение отнюдь не должно принимать характер военно-исторических иллюстраций, наглядно поясняющих выводы отвлеченной теории, а само должно явиться той почвой, на которой рождаются опорные точки нашего военного мышления.
Военно-историческое изучение разделено в России с 1865 года на две дисциплины: на собственно военную историю — изучение кампаний — и на изучение истории военного искусства. По мысли установившего это деление военного министра Милютина[3], история военного искусства должна состоять в изложении последовательных изменений в образе ведения войны, начиная с древнейших времен и до новейших, при чем главной целью должно быть указание того влияния, которое современные условия имели на состояние военного искусства в каждую эпоху. История военного искусства, таким образом, исследует военные явления не в их статике, а в их динамике; центр тяжести ее заключается в исследовании эволюции военного искусства и обусловливающих ее экономических и политических предпосылок.
Собственно военная история, как у нас было установлено, изучала военное искусство в его статике. Изучение кампании долженствовало уяснить причинную связь между действием и вытекающим из него следствием в стратегии и тактике; изучению кампании предшествовало подробное изучение состояния военного искусства в армиях обеих, сторон — стратегии, тактики, администрации.
Мы сомневаемся в основательности этого принципиального деления. Во-первых, нам даже не приходится ссылаться на авторитет крупного марксистского мыслителя, Франца Меринга, чтобы установить следующее положение: чтобы понять образ ведения войны какого-либо народа, необходимо изучить его политическое, экономическое и социальное состояние. Против этой истины никто теперь спорить не будет. Таким образом, историк войны так же мало вправе изолировать себя от политических и экономических вопросов и замуровываться в чисто оперативных проблемах, как и историк военного искусства. Во-вторых, изучение каждой войны становится научным и представляет определенный научный интерес только в том случае, если это изучение связывается с общим ходом эволюции военного искусства. И в-третьих, темп эволюции в нашу эпоху настолько ускорился, что в течение одной и той же войны мы наблюдаем уже динамику эволюции. И мировая и гражданская войны последних лет представляют весьма сложные явления; военное искусство в различные моменты их стоит на разных уровнях, и мы не имеем права рассматривать его статически, как нечто определенное и неподвижное. Поэтому, каждый крупный военно-исторический труд явится, — в то же время, и трудом по истории военного искусства. Военная история, как отдельная дисциплина, едва ли имеет право на существование на ряду с историей военного искусства.
Однако, изучение последней должно, разумеется, заключаться не только в том прохождении крупными шагами по арене истории, которое составляет задачу настоящего труда и которое необходимо, чтобы уловить общий характер эволюции. Настоящий обзор эволюции военного искусства сам стал возможным лишь на основе отдельных трудов, внимательно изучавших отдельные операции, посвящавших целые десятки томов вопросам, затрагиваемым здесь в нескольких строках. История военного искусства, кроме общего очерка эволюции, должна заключаться и в детальном исследовании отдельных операций, а также подробном изучении развития важных специальных отделов.
Изучение отдельных операций необходимо не только историку военного искусства, как данные для изучения эволюции, но и широким кругам командного состава, чтобы дать конкретное содержание своим теоретическим представлениям по оперативному искусству и тактике. Критика принятых другими командирами оперативных и тактических решений, в совершенно точно оговоренной действительностью обстановке, представляет наиболее научное и совершенное средство углубления нашей мысли в оперативное и тактическое искусства; однако, чтобы дать не дилетантскую, легкомысленную критику решения, принятого ответственным начальником, надо в точности изучить обстановку, в которой находился данный начальник, надо поставить себя в рамки исключительно тех сведений о неприятеле и своих войсках, которыми он располагал. Так поставленное изучение операций, руководствующееся здравым смыслом, свободным от всякого догматизма, научает быстро охватывать и широко и глубоко оценивать обстановку, позволяет предугадывать, какие последствия вызовет то или другое мероприятие, и легче находить правильное решение. Достаточно углубившийся в изучение операций командир сумеет правильно и отчетливо формулировать те жизненные вопросы, которые ставит ему обстановка, разовьет свой глазомер, научится остерегаться рискованных обобщений, познает конкретную сторону исторических фактов.
Особенно полезно изучение истории операций, происходивших в условиях не слишком отличных от современных, т. е. позднейших войн, и по возможности на вероятных театрах войны, что даст возможность оценить, какое влияние имели их статистические и географические особенности на ход операций. Громадное значение имеют самостоятельные военно-исторические изыскания, так как только самостоятельный анализ явлений, а не заучивание чужой, хотя бы самой блестящей критики, даст самые плодотворные результаты. Тщательное изучение, хотя бы небольшого уголка операции, гораздо ценнее поверхностного знакомства со многими кампаниями.
Достижения изучения общей, эволюции военного искусства имеют значительно менее утилитарный характер, чем работа над несколькими операциями. Знакомство с эволюцией военного искусства не претендует на оказание помощи при решении конкретной оперативной или тактической задачи. И все же история военного искусства является базой высшего военного образования. Она вскрывает нам, до корней, существо всех современных требований стратегии, оперативного искусства, тактики, администрации и, вместо рабства перед догмой, дает нам господство над ней Она показывает, установив причинную связь между развитием государства в целом и эволюцией военного искусства, как многообразно в различных условиях решались основные военные вопросы. Она позволяет опознать, какими причинами вызывается современная их, постановка, и подготовляет нас учитывать требования, предъявляемые экономической и политической жизнью к военному делу. И чем энергичнее темп, которым идет развитие хозяйственной и политической структуры обществ, чем энергичнее идет эволюция тактики и техники, тем большее значение приобретает история эволюции военного искусства. Никакое сознательное творчество в военном деле немыслимо без выработки определенного военного миропонимания, без установления угла зрения, Под которым будут оцениваться самые разнообразные явления. Это широкое военное миропонимание дается только сравнением и сопоставлением различных стилей в военном строительстве, в тактике и стратегии, сравнением и сопоставлением различных эпох.
Каждая специальность военного дела имеет свою историю. Существуют истории военных знаний, пехоты, кавалерии, артиллерии, долговременной фортификации, осад, снабжения, военного права, дисциплины, военной техники, военной организации и т. д. Многие из этих специальных дисциплин имеют свою весьма почтенную, обширную и поставленную на твердую научную почву, литературу. На ряду с таким разделением труда по специальностям, стремятся сложиться особые истории военного искусства по отдельным народам. Особенно много трудов посвящено французами изучению развития военного искусства во Франции, а в России с 80-х годов изучение русского военного искусства завоевало себе особую академическую кафедру и имело такого выдающегося исследователя, как Масловский.
По отношению к этим историям специальных отраслей и национальных военных искусств необходимо занять твердую позицию. Общая история военного искусства, прежде всего, не должна быть мозаикой отдельных национальностей и специальностей и не должна обращаться в энциклопедию военно-исторических знаний. Попытка охватить в одном труде все специальности и все народы повела бы не только к огромному разбуханию его объема, но была бы гибельна для его основной идеи, которая утонула бы в нагромождении пестрых деталей. История военного искусства видит в общей мировой эволюции единый процесс, стремится охватить исключительно его и для характеристики каждой эпохи выхватывает у отдельных специальностей, или отдельных народов, отдельные факты, которые с национальной или специальной точки зрения могут быть даже не самыми важными, но удачнее всего очерчивают мировую эволюцию. Национальные истории, истории специальностей — это только краски на палитре общего историка военного искусства. Он вправе обходить молчанием очень важные специальности, забывать на протяжении веков о состоянии военного искусства у народов, занимавших территорию в сотни тысяч квадратных километров, — и обязан иногда пригвоздить свое внимание к деталям эволюции военного искусства каких-нибудь ничтожных, затерянных в горах швейцарских кантонов или к армии крохотной Афинской республики. Только тот, кто говорит новое слово, которое станет для всех законом завтрашнего дня, имеет исключительное право на внимание историка военного искусства.
Возникновение и развитие истории военного искусства. История военного искусства, как и стратегия, народилась лишь к концу XVIII века, когда человеческое мышление оказалось достаточно подготовленным, чтобы перейти от анекдотической истории к обобщающим исследованиям. Первый значительный труд Хойера, изданный в 1797 г., сохраняет и поныне научное значение. Центр тяжести его, в связи с материальным характером философии XVIII века, лежит в изучении эволюции военной техники. Талантливые работы эмигрировавшего прусского офицера Рюстова привлекли к истории военного искусства внимание широких ученых кругов в пятидесятых — семидесятых годах прошлого века. Но по существу лишь завоевания исторической науки за последние сорок лет подводят под историю военного искусства твердой фундамент. К началу XX века история военного искусства является уже наукой, признанной гражданскими учеными, и в лице Дельбрюка завоевывает одну из руководящих кафедр исторического факультета Берлинского университета.
История военного искусства теперь в состоянии оперировать с неизмеримо более точным материалом, чем тот, который заключался в трудах предшествовавших поколений, что соответственно повышает ее реальное значение. Требования к точности изложения и критической оценке теперь являются сильно повышенными. Современные методы исторической критики являются могучим оружием для уличения небылиц; придворные историографы, которыми стремился обзавестись каждый государь XV века и которые пользовались тем большим почтением, чем цветистее были их выдумки, встречаются, правда, и теперь, но уже как шутовское привидение.
Введение истории военного искусства в программы всех академий в первой половине XIX века состоялось под давлением авторитетного требования Наполеона I: «ведите наступательную войну, как Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав-Адольф, Тюренн, принц Евгений и Фридрих; читайте и вновь перечитывайте историю их 83 походов — и формируйте на них свое мышление; это единственное средство стать великим полководцем и разгадать тайны искусства; ваше сознание, просвещенное таким путем, отбросит правила, противные началам, которых держались великие люди»[4].
К началу XX века история военного искусства безусловно переросла Наполеоновскую программу. История военного искусства не стремится ныне открыть общий неписаный кодекс — тайну великих полководцев, — а выдвигает перед нами диалектику истории, в свете которой все правила и принципы военного искусства получают условный и временный характер.
Программа 1-го тома. Изучение античного мира дает цельную, законченную картину зарождения милиционных армий, их перерождения в армии профессиональные, расцвет военного искусства Александра Македонского, Ганнибала и Цезаря, причем в особенности последний опирался на высшие экономические достижения классических народов. Понять римский легион и Сципиона Африканского очень желательно, чтобы получить возможность здравого суждения о милиционной системе и великих проблемах современности. Экономический распад древнего мира привел к натуральному хозяйству и связанным с ним феодальным формам военного искусства. На первый план выдвинулись рыцари, их искусство — это болезнь индивидуализма, возникающая каждый раз на почве, лишенной необходимых военному делу экономических и политических предпосылок. На темном фоне средневековья резко выделяются проявления азиатского военного искусства у арабов и монголов, базирующиеся на высших достижениях техники, экономике и политике, на тесной спайке широких масс с задачами войны.
Переход к новому времени в военном искусстве знаменуется высоким подъемом духа масс, который позволил фламандской и гуситской пехоте сплотиться в единицы, достаточно прочные для оборонительного боя, а швейцарцам — создать пехоту, вооруженную исключительно холодным оружием и образовавшую тактические единицы, развивавшие неотразимый удар. Новое время — XVI, XVII и XVIII столетия — в высокой степени развило эту технику сплочения в тактическую единицу. Все внимание было устремлено на крепость связывающего цемента, к самому материалу, из которого создавалась армия, предъявлялись все меньшие требования. В век Фридриха Великого мы увидим армии, составленные из отбросов общества, но настолько крепко цементированные, что на полях сражений они выдерживали иногда до 50 % потерь. И новейшие страницы в истории начнутся с великой французской революции, которая ввела в армию подлинный народ и значительно повысила качество подлежащего сплочению в тактических единицах материала.
Дорогу к этому развитию открыло возрождение пехоты в Швейцарии. Пехота возродилась в новой истории в форме милиции в крошечных государствах, подобно тому, как в античном мире мы впервые знакомимся с пехотой в виде милиции Рима и Афин, государств с территорией в 40 верст в поперечнике и с населением, равным Берну. Эта начальная форма развития пехоты — милиция — оказалась боеспособной, при условии отсутствия слишком острых противоречий между интересами городского и сельского населения.
Опасность атаки рыцарей заставила возродившуюся пехоту строиться в глубокие баталии — по 50-100 шеренг в глубину. По мере преодоления кавалерийской опасности пехота новой истории начала постепенно переходить к более тонким построениям и, получив сама конницу для прикрытия своих флангов, вытянулась в стенку линейного боевого порядка.
К концу средних веков, когда появляется проблеск какого-либо луча — в виде начинающих поступать налогов, образования запасов, воскрешения денежного обращения или крупного социального движения, — каждый раз мы наблюдаем зарождение в военном искусстве здоровых и энергичных ростков. Возрождение капитализма в XVI веке направляет развитие военного искусства в русло постоянных армий. Уроки Морица Оранского в XVII столетии усваиваются всей Европой; Лувуа реформирует в соответствии с ними французскую армию, а Петр Великий, спустя сорок лет — русскую армию. Идеи Морица, Лувуа и Петра Великого — это идеи реформации, перенесенные в область военного искусства.
Линия военного развития XVI–XVIII веков уперлась в тупик военных достижений Фридриха Великого. Прусская армия являлась сложной машиной на глиняном фундаменте, грозившем ежеминутным развалом. Россия, конца XVIII века, имевшая армию, укомплектованную крестьянством по воинской повинности, выдвинувшая в снаряжении и воспитании армии идеи рационализма и демократизма, временно обогнала Запад, с его вербованными армиями, в развитии военного искусства. Фридриховские увлечения мы пережили под влиянием аракчеевщины, позднее; Иена пробудила от них Пруссию, а Севастополь, через 50 лет, — Россию.
Семилетняя война (1756–1763 гг.), совпадавшая с началом промышленного переворота, явилась уже не только европейской, но и первой мировой войной. Потеря французами Канады (падение Монреаля в 1760 г.) и ослабление французского влияния в Индии (падение Пондишери в 1761 г.) явились существенным моментом в захвате Англией мировой гегемонии. С войной за независимость Соединенных Штатов (1777–1783 гг.) мировая история окончательно перестает быть только европейской историей. Враждебная развитию европейского материка роль английской буржуазии в XX веке уже будет дублироваться Соединенными Штатами. Перед самой Европой откроется ужасная перспектива обращения в колонию…
В конце XVIII века путь дальнейшего развития заграждался массой феодальных пережитков, которые больнее всего воспринимались в наиболее культурной и экономически развитой стране континента Европы — во Франции; отсюда ряд неудач французской армии в XVIII столетии. Но Франция являлась и наиболее подготовленной к тому, чтобы сказать новое слово. Великая революция смела феодальные пережитки, открыла перед военным искусством новые широкие возможности. Европейская цивилизация сделала сразу огромный скачок, и в XIX веке ни в военном искусстве, ни в других областях культуры не приходится уже изучать античный мир, как недосягаемый предмет подражания.
Громадный сдвиг, произведенный французской революцией во всех проявлениях государственной жизни, в военном искусстве не привел ни к продолжению той линия, которой держалась до сих пор его эволюция, ни к во возвращению назад. Вопросы развития военного искусства были поставлены в новую плоскость — новые задачи явились на очередь. Исходным пунктом этого развития стало военное искусство французской революции, отнюдь не являющееся производный усовершенствованием военного искусства эпохи Семилетней войны, а представляющее синтез всей предыдущей трехвековой эволюции. Солдат наполеоновской армии имел, несомненно, национальную идеологию, чем резко отличался от наемников XVI века, но по своей внутренней свободе, по своему соучастию в войне, носившему принудительный характер, по отношению к местному населению, по своему корпоративному духу полка — многое в нем напоминало отживших наемников. Внимая успехам революционных войск и их вождя, Бонапарта, Шиллер написал Европе предостережение — свой знаменитый «Лагерь Валленштейна», и литературное сопоставление солдат Валленштейна и Наполеона частично отвечает действительности.
Путь, открытый французской революцией для включения массовых призывов в состав армии, для обращения армии в вооруженный народ, создал новую арену для развития и военного искусства в XIX и XX веках. Шествуя по этому пути, неспокойные и воинственные расы Европы дошли до призыва в армию в эпоху мировой войны свыше 10 % всего населения; во многих государствах, таким образом, проявилось напряжение, превосходившее напряжение Рима во вторую Пуническую войну.
Изучая судьбы военного искусства на протяжении древних, средних и новых веков, мы одновременно познакомимся с решением полководческих задач рядом талантливых военных вождей и рассмотрим те основы, во многом отличные от современных, на которых зиждились победы Наполеона, великого мастера военного искусства. Это изучение создаст нам надежный фундамент для продолжения нашего исследования — на новейшую эпоху, до текущих вопросов включительно. Если для приступающего к изучению военного искусства наиболее трудным рисуется ознакомление с событиями, имевшими место много веков тому назад, то для исследователя наибольшие трудности анализа рисуются при подходе к явлениям последней войны, которые так трудно рассмотреть в исторической перспективе; отсюда заботы автора о том, чтобы создать твердые сходные пункты в историческом прошлом для суждения о современности. И читатель не разойдется с автором, только проделав тот же длинный путь рассмотрения эволюции военного искусства. И греки, и рыцари, и ландскнехты, и суворовские солдаты, в конечном счете, нам нужны, чтобы критиковать операции мировой и гражданской войн, чтобы давать оценку различным мероприятиям усилению нашей вооруженной мощи, чтобы верно понимать и расценивать армии наших соседей и происходящие в них сдвиги.
