В советские времена авторы, пишущие о космонавтике, обожали приводить один исторический анекдот, хорошо иллюстрирующий отношение царской власти к мечте простых русских людей о полете к звездам.
Вот этот анекдот. В 1848 году газета «Московские губернские ведомости» писала: «Мещанина Никифора Никитина за крамольные речи о полете на Луну сослать в поселение Байконур.»
Сейчас это многозначительное совпадение воспринимается юмористически, но совсем не до юмора было мещанину Никитину, которого, таки сослали в глухой поселок, где он, скорее всего, и сгинул.
Этот анекдот хорош еще и тем, что в нем парадоксальным образом сочетается мнение российских властей о полетах на Луну как о крамоле с желанием простых мещан летать на эту самую Луну. Но жизнь в России сплошь состоит из подобных парадоксов. Любой, кто изучал историю Императорской России и Советского Союза, знает сколь часто устремления большинства населения расходятся с целями властей. Казалось, не было периода, когда наше правительство не вело себя подобно неумному оккупанту, который желает забрать у местного населения все, что есть, ничего не давая взамен.
Откуда это идет? Вопрос сложный. Уже больше двух столетий лучшие русские историки, философы, социологи пытаются найти объяснение парадоксам в нашей жизни. Их теории интересны, но практически всегда разбиваются при столкновении с тупой и жесткой реальностью. Вот и возникает отговорка о «загадочной русской душе.».. В самом деле, чего мы хотим от других, если сами не способны разобраться в тех бесах, которые сидят внутри каждого из нас?
Впрочем, не все так безнадежно. Если не в «душе», так в типичном поведении всегда можно выявить некоторые общие схемы, без которых русские, наверное, перестанут быть русскими. Одна из них: мы живем не сами по себе, мы живем через отражение в глазах других народов. Для нас всегда, и в царские времена и при советской власти, было необычайно важно, что думают и говорят о нас другие. Это выражается и, бескорыстной помощи отсталым странам, и в строительстве «потемкинских» деревень. Выражается в тиражировании глуповатых мемуаров «путешественников по России» и в утомительных поисках национальных приоритетов в любых областях человеческой деятельности. Помните песенку Юрия Визбора, в которой припевом было: «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей»? В этом мы сходны с американцами, однако американский обыватель практически не интересуется миром, находящимся за пределами США, а русский мещанин, наоборот, всячески изучает этот мир, чтобы найти там... кого?... правильно, себя. Или себе подобных. Или, на крайний случай, тех, кто им восхищается.
Подобный подход к действительности ничем не хуже и не лучше другого. Нам нравится «пускать пыль в глаза», доказывая, что мы лучше, добрее, честнее, чем на самом деле, но это не обман, как думают многие, это создание идеала, к которому мы подсознательно стремимся, не понимая, что идеал в принципе недостижим. А страна-то большая, народов и культур внутри и вокруг много, – вот и бросает нас то туда, то сюда, то в Европу, то в Азию, отражения в чужих глазах искажаются до неузнаваемости, и мы сами уже не знаем, кто мы такие и куда идем.
Может быть, в этом наша беда. Но главное – это черта нашего национального характера. И она, как никакая другая, наполняет смыслом нашу жизнь.
Забавно, но, пожалуй, она же – единственная черта, по которой власть и народ России схожи. Правда, ведут они себя по-разному. Если мещанин мечтает о полете на Луну от чистого сердца, то власть будет мечтать об этом, только если убедится, что в других странах уже готовят экспедицию на Луну. И вот тут за делом не постоит. В поселение Байконур поедут не одиночки-мечтатели, а эшелоны, набитые под завязку солдатами и инженерами. И плевать, желают ли они присоединиться к космической экспансии или, наоборот, предпочли бы остаться дома, – они поедут, потому что так пожелала власть.
Великий мудрец Луций Анней Сенека как-то сказал, что если бы на Земле было только одно место, откуда видны звезды, к нему всегда и со всех концов шли бы люди. Так вот, у нас привычнее не ходить к тому месту по собственной воле, у нас привычнее быть сосланным. Или ссыльным. В этом уже убедились те энтузиасты, которые создавали ракетно-космическую мощь Советского Союза...
Страшную картинку я нарисовал? То-то... Но не стоит пугаться. История человечества еще не закончилась, и сегодня трудно судить, какой из путей к звездам более рационален. А потомки ценят именно рациональность, а вовсе не переживания предков по поводу. Потому что переживания забываются, а имена, даты и цифры остаются. И, наверное, только это не дает нам сойти с ума...
Мы немножко отвлеклись. Однако столь пространные рассуждения мне понадобились для того, чтобы показать: космонавтика не могла родиться в Императорской России. Это непреложный факт, подтверждаемый не только историческим анекдотом о мещанине Никитине, но и элементарным сравнением списков публикаций на эту тему со времен Адама до конца XIX века.
Идея полета к Луне и звездам проходит через множество священных текстов и преданий древних цивилизаций мира. Однако мы – молодой народ (тысяча лет – разве возраст для народа?), а потому будем все-таки изыскивать упоминания о космических полетах в более поздние периоды.
Вот XVII век. Вот немецкий астроном Иоганн Кеплер пишет странную рукопись «Mathematici olim Imperatorii Somnium, seu opus posthumum de Astronomia lunari», в которой отправляет свое альтер-эго на Луну во сне. Вот английский епископ Френсис Годвин создает роман «Человек на Луне, или Рассказ о путешествии туда» («The Man in the Moon»), в котором рассказывает об отважном испанце Доминике Гонсалесе, отправившемся к Луне на «летательной машине», в которую были впряжены двадцать четыре лебедя. Вот французский поэт-забияка Сирано де Бержерак излагает аж двенадцать (!) способов достижения Солнца и Луны, один из которых (многоступенчатые ракеты) обрел воплощение в металле. Вот великий Исаак Ньютон излагает свою идею межпланетного реактивного полета...
А у нас что? У нас – ничего.
Пойдем дальше. Век XVIII. Даниэль Дэфо, известный прежде всего, романом о Робинзоне Крузо, выпускает сочинение «Консолидатор» («The Consolidator»), в котором излагает свои соображения об осуществимости межпланетных перелетов. Сатирик Джонатан Свифт описывает в одном из путешествий Гулливера летающий остров Лапуту. Французский философ Вольтер, «изобретя» своего Микромегаса (жителя Сириуса ростом в 32 км), облетает с ним Сатурн, Юпитер, Марс. Шведский философ-мистик Эммануил Сведенборг, идя по стопам Кеплера, в фундаментальном труде «Arcana Coelestia» отправляет в путешествие по планетам свою «душу.» Немец Эберхард Киндерман рассказывает о путешествии пяти молодых людей на межпланетном корабле, который влекут шесть легких металлических шаров, из которых выкачан воздух. Идея совершенно бестолковая, но зато какой размах! Ведь герои Киндермана летят не куда-нибудь, а на Марс! Француз Фоли описывает электрический аппарат, с помощью которого Сцинтилла, житель Меркурия, прилетел на Землю...
А у нас что? У нас – маленькая повесть «Новейшее путешествие» Василия Алексеевича Левшина (1784), в которой землянин на самодельном аппарате с орлиными крыльями попадает на Луну, где находит общество селенитов, организованное по казарменному образцу.
XIX век. В Нью-Йорке выходит роман Джозефа Аттерлея «Путешествие на Луну» («Voyage to the Moon»), в котором описывается антигравитационный состав. Эдгар По более традиционен: его Генс Пфааль отправляется туда на воздушном шаре. В то же самое время идет бурное обсуждение вопросов обитаемости Луны и установления оптической связи с цивилизацией селенитов.
Затем появляются два великих французских сочинителя: Камилл Фламмарион и Жюль Верн. Первый живым понятным языком рассказывал публике о достижениях современной ему астрономии, излагал идеи множественности обитаемых миров и необходимости полетов в космос. Второй – писал четыре фантастических романа («Гектор Сарвадак. Путешествие и приключение в солнечном мире», «500 миллионов Бегумы», «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут», «Вокруг Луны»), в которых не просто обсуждались те или иные аспекты космических полетов, но и впервые давались практические рекомендации по их осуществлению. Полет на комете с последующим спуском к Земле на воздушном шаре, запуск снаряда на орбиту, полет трех человек в обитаемой капсуле к Луне – все это завораживало читателей, и публика включалась в обсуждение, порождая новые идеи и проекты. Многие из пионеров ракетостроения рассказывали потом, что страсть к космосу им привили именно книги Фламмариона и Жюля Верна.
На долгие годы законодателями в области космических идей становятся французы. Но и англичане, и немцы не хотят оставаться в стороне. В литературный процесс активно включается Герберт Уэллс, одним из первых описавший вторжение с Марса, а затем отдавший дань уважения традиционной теме полета на Луну. Его соотечественник Джон Эстор замахивается на большее, посылая своих персонажей на антигравитационном аппарате к Юпитеру и Сатурну. Толстенный роман о контакте с марсианами и межпланетных полетах выпускает «отец немецкой фантастики» Курт Лассвиц. Герман Гансвиндт, прозванный «немецким Икаром», публикует первый научный проект космического корабля большой грузоподъемности...
А что у нас? У нас пока летают по старинке: верхом на черте, как у Гоголя. Или на Черноморе, как у Пушкина. Самым крупным русским «классическим» фантастом XIX считается князь Владимир Одоевский, но и он пишет эзотерические романы и конструирует технократическую утопию в духе «Четвертого сна Веры Павловны» здесь, на Земле, практически не задумываясь о столь абстрактных вопросах, как освоение космоса. Только однажды он пишет, что заселение Луны необходимо для того, чтобы справиться с грядущими проблемами: перенаселением и истощением природных ресурсов.
Крупных романов, подобных романам Жюля Верна или Курта Лассвица, нет. И серьезных космических проектов, вроде бы, нет...
Но это только кажется. Потому что живут уже среди русских Николай Кибальчич, Николай Телешов и Николай Морозов. Написали свои брошюры Сергей Неждановский и Александр Федоров. Опубликовал первые работы Константин Циолковский. Однако все они – «сосланы на Байконур.» Они могут смотреть на звезды, но даже сама мысль о достижении этих далеких светил пугает их. Они пишут о «воздухоплавательных аппаратах», которые никогда не поднимутся выше атмосферы, и только народоволец Морозов, сидя в Шлиссельбургской крепости, для собственного развлечения фантазирует, как за ним и за его товарищами по революционной борьбе прилетит «небесный корабль» и унесет их на Луну, в пленительно-прекрасный мир селенитов.
Российской Империи не нужны космические пространства. А лучшие люди страны мечтают о революционном преобразовании общества – им тоже не до звезд.
Но почему, в таком случае, именно Россия стала первой космической державой? Попробуем разобраться в этом непростом вопросе...
