Строевая и береговая служба экипажей и команд Балтийского флота
Библиография.
Виноградский В. Исторический очерк русской морской пехоты, строевой береговой службы во флоте и выдающихся судовых десантов (1705–1895 гг.). // Морской сборник. 1898. № 2.
Боголюбов А.П. Записки моряка-художника. // «Волга». 1996. № 2–3.
Зайончковский А.М. Восточная война. 1853–1856 гг. T. I. СПб., 1907.
С переводом морских полков в сухопутное ведомство вся тяжесть береговой и абордажной службы легла на флотские экипажи. Образцом строевого совершенства на Балтике являлся Гвардейский экипаж. Но его прекрасный внешний вид, радовавший глаз императора и начальства, давался матросам очень большим трудом и, в буквальном смысле, потом и кровью. Обучение же строю остальных команд флота к началу царствования Николая I, несмотря на все усилия, по-прежнему оставляло желать лучшего. Известный морской историк генерал Ф.Ф. Веселаго (1817–1895) вспоминал: «Об исполнении моряками караульной службы передавались рассказы маловероятные для нынешнего времени, но видимо взятые из действительной жизни. По неимению у многих офицеров собственных мундиров, они в караул вступали в сюртуках и уже в караульном доме надевали общий для всех казенный мундир. Относительно такого порядка сохранилась следующая легенда: в ожидании посещения Кронштадта каким-то важным лицам комендант, осматривающий гауптвахты, на одной из них нашел офицера такого маленького роста, что длинные рукава мундира мешали ему салютовать саблей. Для устранения такого непорядка от коменданта к экипажному командиру этого офицера немедленно последовало официальное отношение о назначении на эту гауптвахту другого офицера „сообразно мундиру“»[30].
Николай l и императрица Александра Федоровна с сыном <emphasis>генерал-адмиралом великим князем Константином Николаевичем на морской прогулке. Литография с оригинала Г. Доу. 1830-е гг. <emphasis>(Частное собрание). Николай I с самого рождения предназначил своего второго сына к. морской службе. 22 августа 1831 г. четырехлетний Константин стал генерал-адмиралом и шефам Гвардейского экипажа. С 1850 г. он начинает активно участвовать в руководстве военно- морскими силами, 25 июля 1852 г. назначен товарищем начальника Главного Морского штаба, заменяя светлейшего князя А.С. Меншикова во время его отсутствия в Петербурге. С 23 февраля 1855 г. полностью возглавил флот и Морское министерство. 
Одним из первых начинаний Николая I стало учреждение в Кронштадте 12 ноября 1826 г. Учебного морского экипажа. В нем молодых матросов учили чтению, письму, арифметике, Закону Божьему и навыкам корабельной службы. Особое внимание уделялось строевой подготовке. Матросы осваивали фронтовое учение — от одиночного до батальонного — проходили стрелковую подготовку и изучали гарнизонный устав. Летом старшие ученики ходили в практические плавания на кораблях Балтийской эскадры, а младшие — на учебном судне. По достижении 20-летнего возраста способных учеников выпускали унтер- офицерами на вакансии во флот.
В ноябре 1827 г. Николай I посетил Кронштадт и выразил недовольство слабой строевой подготовкой экипажей. Император приказал назначить от каждой флотской дивизии по 1 штаб- офицеру, от каждого экипажа по 1 обер-офицеру и 2 барабанщика и из каждой экипажной роты по 2 рядовых, которых прикомандировать к стоявшим в Кронштадте гвардейским батальонам для обучения фронтовой и караульной службе. Во исполнение высочайшей воли к батальону Лейб- Гвардии Егерского полка прикомандировали 8 офицеров, 34 унтер-офицеров, 14 барабанщиков и 68 матросов, а к батальону Лейб-Гвардии Финляндского полка — 8 офицеров, 33 унтер- офицеров, 16 барабанщиков и 66 матросов. По замыслу императора, обучившиеся за зиму при батальонах офицеры и нижние чины должны были затем вернуться в свои экипажи и во время навигации 1828 года проводить обучение команд на кораблях и на берегу. Но эти ожидания не оправдались. У гвардейцев кроме моряков хватало своих повседневных забот. Сами же моряки по-прежнему чурались пехотной службы. Не удивительно, что, посетив Кронштадт в декабре 1828 г., император опять остался недоволен медленным и слабым строевым образованием флотских команд.
На этот раз Николай I решил не привлекать гвардейских инструкторов, а использовать собственные кадры флота. Из каждого экипажа император приказал назначить по 1 штаб-офицеру и по 2 обер-офицера, а из каждой экипажной роты — по 1 унтер-офицеру и 4 рядовых, выбирая лучших людей. Всех их направили в Учебный морской экипаж, при котором объединили в Сводный учебный экипаж Кроме того, государь строго запретил назначать флотские экипажи на любые валовые работы. По его приказу из Кронштадта вывели сухопутные войска, а всю гарнизонную службу во время зимней стоянки судов возложили на морские команды.
Рядовой Гвардейского экипажа, канонир его Артиллерийской команды и унтер- офицер Гвардейской Ластовой роты. 1826–1828 гг. <emphasis>Акварель из альбома, поднесенного офицерами Гвардейского экипажа в день экипажного праздника 6 декабря 1892 г. императрице Марии Федоровне, принявшей шефство над Гвардейским экипажем 22 июля 1892 г. (ЦВММ). Акварель выполнена по иллюстрации из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XXVI. Лист № 835. 
С окончанием навигации 1829 года снова был составлен Сводный учебный экипаж под надзором командира Учебного морского экипажа капитана 1 ранга В.П. Кохиуса. Весной 1830 г. Николай I сделал смотр Сводному экипажу и остался очень доволен. Для Кохиуса наступил звездный час. Император наградил его орденом Св. Анны 2-й степени и в дальнейшем чрезвычайно ценил. Со временем Кохиус приобрел генеральский чин и статус инспектора учебных экипажей, фактически отвечая за всю строевую подготовку команд Балтийского флота. Адъютант Кохиуса в 1850–1853 гг. лейтенант А.П. Боголюбов вспоминал: «В Кронштадте в то время помещался Учебный экипаж, командир его был из армейских, полковник Курлов. Такой палочной дисциплины и точности в военных артикулах и в гвардии не бывало. <…> Был и бригадный командир генерал-лейтенант Кохиус. Этот генерал был три Курлова по изучению шагистики и всякой солдатской выправки».
Николай I очень верно разглядел в Кохиусе неутомимого фрунтового специалиста. Не желая останавливаться на достигнутом, Кохиус в сентябре 1834 г. подал императору докладную записку. В ней говорилось, что ежегодно формируемый Сводный учебный морской экипаж все-таки не достигает главной цели — постоянно поддерживать в командах навык правильной строевой и гарнизонной службы. Во-первых, каждый год в Сводный экипаж назначались новые матросы и унтер-офицеры. Хотя за зиму они под надзором Кохиуса выучивались довольно хорошо, но, уходя весной в плавание, мало практиковались на судах в строевой подготовке. На берегу же, в экипажах их отвлекали от фрунта разнообразные валовые работы. В результате за лето матросы забывали уставы и строй и, естественно, становились очень плохими инструкторами для остальных команд. Во-вторых, за короткое время обучения в Сводном экипаже не все матросы успевали приобрести основательное знание артикулов.
В связи с указанными недостатками Кохиус предлагал по-новому организовать подготовку строевых инструкторов и поддержание на флоте правильной и единообразной пехотной службы. Вместо Сводного учебного экипажа планировалось сформировать сводную учебную команду, в которую выбрать лучших людей: от каждого флотского экипажа по 1 офицеру и 1 барабанщику, из каждой экипажной роты по 1 унтер- офицеру и 2 ефрейтора. Эта команда после ввода судов в гавань должна была за 1,5–2 месяца интенсивного обучения в совершенстве овладеть строевой подготовкой и вернуться в свои экипажи. В дальнейшем обученные кадры ставились на особый учет. После завершения ежегодной навигации и ввода судов в гавань, их тотчас же снова собирали в сводную команду. Пока экипажи разоружали корабли и устраивались на зимовку в казармах, сводная команда проходила повторный курс обучения с учетом вновь введенных за лето изменений в уставах. Затем инструкторы возвращались в свои экипажи, где зимой обучали матросов ружейным приемам, маршировке, караульным правилам и другим премудростям пехотной службы.
Николай I одобрил проект Кохиуса, и за зиму 1835 г. сводная учебная команда дала отличные результаты. Кроме того, чтобы нижние чины и в плавании не забывали пехотные навыки, государь в 1836 году утвердил «расположение батальона» на палубах судов по их рангам и правила проведения фронтовых учений на борту.
Матросы в сапожной мастерской. <emphasis>Картина художника А.Г. Денисова. 1832 г. (ГPM). <emphasis>Судя по номеру на кивере, на картине изображены, матросы 4-го флотского экипажа. 
Кивер нижних чинов 14-го флотского экипажа. 1826–1837 гг. <emphasis>(ВИМАИВиВС). 
Одновременно с вышеназванными мерами издавались различные инструкции для пехотной подготовки матросов. Николай I справедливо полагал, что «нижний чин, необученный владеть своим оружием, только обременен лишней тяжестью». По вновь заведенному порядку ежегодно из каждой экипажной роты 3 человека посылали в фехтовальную школу в Петербург для обучения приемам боя на штыках, тесаках и саблях. Обращалось внимание и на стрельбу из ружей. В 1832–1835 гг. по мере издания для сухопутных войск нового «Воинского устава о пехотной службе» его части — «Школа рекрут», «Ротное учение», «Батальонное учение» — сразу же вводились и на флоте. Все поправки и исправления незамедлительно через Инспекторский департамент Главного Морского штаба доводились до моряков. Правда, желая по возможности облегчить строевую береговую службу во флоте, император учредил особую комиссию, которая под председательством адмирала графа Л.П. Гейдена должна была упростить и адаптировать пехотный устав для матросов. В апреле 1846 г. комиссия издала свой вариант упрощенного устава. Но разница оказалась настолько существенной, что при совместных действиях морских команд с сухопутными войсками на берегу выходили неурядицы. В результате на флоте решили руководствоваться все-таки обычным пехотным уставом. При его переиздании в 1840-х гг. в сухопутной армии повсеместно ввели рассыпной егерский строй. Но на флоте император для облегчения велел ввести рассыпной строй не пехотный, а драгунский. При этом фрунтовому специалисту флигель-адъютанту полковнику В.Н. Назимову поручили показать морякам этот строй, а также вместо егерского «драгунское застрельщичье учение». Назимов не только показал драгунские строи, но даже написал краткое руководство к ним.
Внутренний вид 2-й западной казармы в Кронштадте. <emphasis>Акварель художника М.М. Семенова. 1851 г. (ЦВММ). На акварели изображены матросы 1-го флотского экипажа за повседневными занятиями — чисткой оружия, амуниции, обмундирования и т. п. 
Кивер нижних чинов 12-го флотского экипажа. 1837–1856 гг. <emphasis>(Коллекция П. Тамма, Гамбург). 
Поощряемое Николаем I увлечение фрунтом приобрело в конце концов на Балтике самые крайние формы. Так, для канонерских лодок почти целиком переделали устав батальонного учения, и матросов на воде, под веслами заставляли проделывать разные перестроения лодок в полувзводные и взводные колонны и захождения плечом под многочисленные сигналы барабана и горна. Лишь в 1854 году император, лично проведя смотр гребной флотилии, убедился в полной несообразности такой постановки дела и приказал изменить устав. «Строевые метаморфозы» Балтийского флота производили тяжелое впечатление на боевых моряков-черноморцев. Капитан-лейтенант К.И. Истомин, посетивший Петербург по дороге из Севастополя в Англию, писал 8 октября 1841 г. главному командиру Черноморского флота и портов вице-адмиралу М.П. Лазареву: «Не буду вашему превосходительству описывать дух морской службы на Балтике, вы его, конечно, и без того вполне постигаете. Но без преувеличения должен сказать, что здесь корабли и море совершенно побочная вещь; ружье все отстранило! И занимаются решительно только ружьем и маршировкой!»[31].
Обер-офицер Гвардейского экипажа, обер-офицер Корпуса флотских штурманов и рядовой Гвардейского экипажа. <emphasis>На иллюстрации допущены некоторые неточности: у гвардейского офицера не нарисовано шитье на нарукавном клапане, а у матроса помпон на кивере должен быть зеленого цвета. 
Контр-адмирал в вицмундире, сопровождаемый адъютантом, штаб- и обер-офицерами 1-го Финского флотского экипажа в парадной форме. <emphasis>На иллюстрации допущены некоторые неточности: на воротнике адмиральских вицмундиров не было золотого борта, морские кортики имели позолоченный металлический прибор и рукоять из белой кости, у штаб-офицера не дорисовано шитье на одной стороне воротника. <emphasis>Раскрашенные литографии по рисункам Д. Монтена 1837–1838 гг. (РГБ). 
Однако усиленная строевая подготовка, отрывавшая балтийских матросов от морской службы, на практике не превращала их и в хороших солдат. Не имея возможности довести экипажи до высшей степени пехотного совершенства, на флоте, тем не менее, научились угождать императору. Лейтенант А.П. Боголюбов, служивший на Балтике в 1840-х гг., писал: «А ловкий был человек наш Морской министр[32] <…> он надувал царя на морских смотрах. То же выделывал он и на суше, когда государь приезжал раз в зиму в Кронштадт, где ему представляли экипаж, идущий в караул по городу и крепости, а после обвозили по батареям и местам вылощенным и вычищенным, тогда как рядом везде была мерзость и запустение. Ко дню этому, конечно, готовились целые месяцы, и из матросов комендант генерал- лейтенант делал важных солдат просто на диво. Но вот раз как-то государь отложил свою поездку с среды на четверг. В рапорте значился 18-й экипаж, на четверг, конечно, нельзя было показать тот же, а следовало идти в караул экипажу 3-й дивизии. Долго не думали, доложили князю о затруднении и получили приказ перешить погоны на мундирах, обменять номера киверов, офицерам эполеты. В ночь все обделали. И все сошло как по маслу, царь благодарил. Дали полугодовое жалованье офицерам за муку 4-х месячную, а матросам по рублю».
Обер-офицер Корпуса корабельных инженеров, штаб-офицер и рядовые Корпуса морской артиллерии. <emphasis>Раскрашенная литография no рисунку Д. Монтена 1837–1838 гг. (РГБ). 
Барабанщик, унтер-офицер и рядовой 9-го флотского экипажа. <emphasis>Интересная деталь — при отсутствии ранцев матросы приторачивали скатанную шинель в клеенчатом чехле прямо к патронной суме. <emphasis>Раскрашенная литография по рисунку Д. Монтена 1837–1838 гг. (РГБ). 
В конце концов, оценивая боевую подготовку Балтийского флота накануне Восточной войны, Морское министерство печально признавало, что «матросы были большею частью люди слабосильные, здоровья весьма ненадежного, без опытности в морском деле, но с большими познаниями по фронтовой части. Нельзя, впрочем, не отдать справедливости усердию этих людей, которые, по соединению в них тройной службы, как матросов, артиллеристов и солдат, несли труды чрезвычайно тягостные и изнурительные»[33].
