2. Юг Ладожского озера
Танец смерти в Городке: электростанция и больница —Краснознаменные моряки идут по льду — «Тигры» — на фронт — Советский прорыв — Самоходные орудия полковника Андоя останавливают русских.
В начале августа 1942 года, еще до того, как сам Манштейн узнал, что Ленинград станет его новым заданием, Москва уже имела информацию о намерении Гитлера. Разведывательная сеть «Красная капелла» радировала план в Москву, и Сталин немедленно подготовил свой контрудар.
С лихорадочной быстротой для Волховского фронта были сформированы новые части из наскоро подготовленных, часто в течение всего трех недель, новобранцев со всех сторон советской империи, подтянуты штрафные полки, сибиряки и туркмены — всего шестнадцать стрелковых дивизий, девять бригад и пять танковых бригад с тремя сотнями танков.
И когда 27 августа Манштейн разворачивал свои силы для наступления вдоль южного фронта ленинградского мешка, русские начали атаку ударом с Волховского фронта по немецкому коридору, чтобы соединиться с позициями у Ленинграда. Восточный фронт немецкой 18-й армии был прорван в районе Гайтолова.
По обеим сторонам участка прорыва твердо держались саксонская 223-я и вестфальская 227-я пехотные дивизии. Вестфальский 366-й полк гренадеров полковника Венглера оказал такое упорное сопротивление, что даже советская «История Великой Отечественной войны» не смогла его не отметить. Венглер предотвратил расширение прорыва на север. Будучи окруженным русскими, он несколько дней удерживал свои позиции на краю небольшого леса, отражая все атаки. Вестфальцы Венглера стали плотиной на пути русского потока.
Русские продвинулись на тринадцать километров в западном направлении. Они почти дошли до Мги, железнодорожного узла на Кировской магистрали, важной для них цели. Коридор сократился более чем на половину своей ширины.
В этой ситуации Манштейну ничего не оставалось, как использовать свои уже развернутые силы для обороны и контратак. С тяжелыми боями его соединения вместе с частями 18-й армии генерала Линдемана оборонительную задачу выполнили: было взято 12 000 пленных и уничтожено 244 танка. Первое из трех сражений на Ладожском озере закончилось.
Но теперь не могло быть и речи о запланированном наступлении на Ленинград. Израсходованы боеприпасы, а ослабленные соединения нуждались в пополнении. Сентябрь прошел. Прошел октябрь. Вокруг Ленинграда было тихо. С приходом ноября начались проблемы у Сталинграда. На некоторое время все планы наступления на Ленинград пришлось отложить.
Манштейн исчез с театра военных действий между Невой и Волховом. Он снова двинулся на юг, чтобы вписать в историю этой войны одну из самых впечатляющих глав — сражение между реками Волга, Донец и Днепр.
В Ленинграде прошел декабрь. Позиции обледенели на страшном морозе. На Неве и Волхове войска сидели, зарывшись глубоко в землю. Так пришел январь. И двенадцатое января.
Лейтенант Винакер из инженерно-саперных войск был ранней птичкой. К 07 часам утра он уже выпил свой кофе и теперь шел за больницу Городка к ходу сообщения, ведущему к передовому пулемету.
Ледяной ветер дул с Синявинского болота через полосу 170-й пехотной дивизии. Он пробирал до мозга костей. Термометр опустился до минус 28 градусов по Цельсию.
— Доброе утро, Люрсен, — сказал Винакер человеку за пулеметом.
— Доброе утро, господин лейтенант.
— Холодно.
— Дьявольски холодно.
— Все спокойно?
— Тихо, господин лейтенант. Но что-то мне не нравится. Посмотрите сами. Не видно ни одного Ивана, ни единой живой души вокруг. Обычно в это время они суетятся, тащат на позиции суп и хлеб.
Винакер взглянул на часы: почти 07.30. Надел очки, снова снял их и протер запотевшие от холода стекла, посмотрел через широкую замерзшую реку на запад. Кругом было подозрительно спокойно.
Нева окончательно замерзла к 7 января. У Городка она была шириной 600-800 метров, и толщина льда достигала метра —достаточная прочность, чтобы выдержать танки. Нельзя терять бдительность.
Лейтенант Винакер разместил командный пункт своей 2-й роты 240-го инженерносаперного батальона в бывшем здании больницы Городка. Несмотря на мороз, саперы каждый день, а часто и ночью закладывали по берегу реки противотанковые и пехотные мины, устанавливали в крутом обрыве стальные балки, минировали сосновый лес по обеим сторонам больницы. Треугольный участок леса на правом фланге был фактически вымощен минами.
Лейтенант держал в голове точный план минирования. Поэтому теперь он пристально вглядывался в странно безмолвное, серое, утреннее пространство. С крутого берега Невы, почти в двенадцать метров высотой, он мог осматривать в бинокль весь опорный пункт своей роты. Он видел и советские позиции на дальнем берегу. Русские, естественно, тщательно замаскировали свои окопы, но с более высокого восточного берега тем не менее было видно, что происходит среди кустов и поврежденных снарядами сосен.
«На самом деле, никогда не видел такого мертвого места», — пробормотал белокурый человек из Дюссельдорфа. А ведь последние несколько дней среди покрытых снегом бункеров наблюдалась заметная активность.
Из речной долины тянуло ледяным холодом. Мир между Шлиссельбургом и Городком лежал скованный морозом и безмолвный. Вдруг Винакер заволновался, закричал пулеметчику: «Посмотри на это, Люрсен, — на Неве следы! Они ночью перешли на наш берег!» Винакер лег на снежный бруствер, навел бинокль на склон и стал рассматривать метр за метром проволочные заграждения и воронки. «Они поднимают мины! Дьявол! И никто...»
Лейтенант не закончил фразу и инстинктивно бросился вниз. Люрсен тоже шлепнулся за ним. Неожиданный залп орудийного огня потряс землю.
Кругом загрохотало, справа и слева от окопа взрывы рвали твердую смерзшуюся землю. Осколки снарядов стучали по стенкам окопа.
Винакер и Люрсен лежали на дне окопа. Они выжидали. Был ли это только отдельный удар? Или будут еще?
Минуты тянулись невыносимо долго. Ураган огня становился все сильнее. Теперь у Винакера не осталось сомнений. «Люрсен, они придут сегодня!» — выкрикнул он в ухо обер-ефрейтору и кое-как, согнувшись вдвое, заспешил на свой командный пункт в больнице.
Взрывы снарядов, казалось, преследовали его. Тем не менее его подсознание фиксировало: реактивные минометы! С воем и шипящим свистом реактивные снаряды низко неслись над крутым берегом. Затем в грохочущем громе появилась новая нота: тяжелые корабельные орудия. «Это Балтийский флот в Ленинградской гавани», — пронеслось в голове Винакера.
Но самые ужасные звуки издавали снаряды великолепного русского реактивного миномета калибра 82 миллиметра.
Когда Винакер добежал до гаража больницы, рота уже занимала боевые позиции. Здания беспрестанно обстреливались, все линии связи с батальоном, дивизией и наблюдательными пунктами были повреждены.
Между Шлиссельбургом, Липкой и Синявино был только дым и огонь. Болота и непроходимые леса на Неве и Волховском фронте снова были объяты пламенем. Русские обрушили на немецкие позиции ураган огня из 4500 стволов, бомбардировка, какой еще не испытывали на северном крыле Восточного фронта.
В целом 4500 стволов! Из Ленинграда и с Волховского фронта они обстреливали два немецких участка лишь в пятнадцать километров каждый. Это значит—одно орудие на каждые шесть метров. Два часа и двадцать минут ураган стали ревел, сверкал и рушился на землю Невского фронта, час и сорок пять минут сносил восточную сторону коридора.
«На этот раз они не шутят», — говорили солдаты в своих блиндажах, опорных пунктах, окопах и траншеях. Многие из них находились в надежных бункерах глубоко под землей. За время долгого ожидания они построили настоящие подземные города, опорные пункты соединили хитроумной системой ходов сообщения.
Русские знали об этом. Именно поэтому они поливали эти позиции столь сосредоточенным огнем. Именно поэтому они обстреливали пулеметные гнезда, орудийные позиции, командные пункты, подъездные дороги, боковые коммуникации и лагеря в лесах. Они снесли мосты, здания, траншеи и все телефонные линии. И затем пошли в атаку. С ними появились штурмовики.
С востока, со стороны Волхова, наступала 2-я ударная армия генерал-лейтенанта В.С. Романовского. Ее сектор наступления проходил от Липки на Ладоге до Гайтолова, всего тринадцать километров шириной. Семь дивизий и танковая бригада — на сектор, который обороняла одна усиленная немецкая дивизия, 227-я вестфальская пехотная дивизия генерала фон Скотти.
С запада, со стороны Ленинграда, дивизии 67-й армии генерала Духанова надвигались в сектор между Марьино и Городком. Пяти дивизиям и танковой бригаде противостояла сначала одна северо-германская 170-я пехотная дивизия генерала Зандера, только потом к ней присоединилась силезская 28-я егерская дивизия под командованием генерала Зингубера.
Целью наступления русских с двух сторон было — уничтожить отрезавший Ленинград узкий немецкий коридор и прорваться к Кировской железной дороге.
Как же развивались события в Городке, ключевой точке немецкой обороны на Неве? Обер-ефрейтор Люрсен в своем узком окопе благополучно пережил огневой вал. Когда ужасающий огонь двинулся дальше, он поднялся, стряхнул почти похоронившие его грязь и снег, затем выбрался из окопа.
И тогда увидел, что они приближаются — полки советских 13 и 268-й стрелковых дивизий. Сомкнутым строем на одной линии они быстро шли через Неву по абсолютно ровному, покрытому снегом льду. Между ними было меньше метра. Впереди настоящие богатыри — моряки Краснознаменного Балтийского флота, за ними едва поспевали отряды саперов со своими миноискателями.
В окопах у Марьина бойцы 2-го батальона 401-го гренадерского полка наблюдали ту же картину. «Они сошли с ума», — говорили там. Стрелки 240-го мотоциклетного эскадрона, державшие позицию на берегу справа от больницы Городка, кричали друг другу: «Они думают, что убили нас всех!»
И еще крепче ухватились за свои пулеметы. «Заряжай — приготовиться к непрерывному огню!» — «Не торопитесь», — напомнил им унтер-офицер. «Пусть подойдут ближе», — тихо сказал гренадер Плейер. Его второй номер кивнул. Их пулемет был хорошо защищен бетонной крышей электростанции.
Вот так они ждали южнее Шлиссельбурга, у Марьина, и на электростанции. Вот так они ждали напротив бумажной фабрики и около больницы. И так же они ждали в окопах Дубровки, где атака началась на десять минут позже; там еще во время летнего сражения на ближнем берегу закрепилась советская 45-я гвардейская стрелковая дивизия, по этой причине советское Верховное Главнокомандование в своем тактическом графике разрешило другим наступающим дивизиям начать раньше.
Страшный вал огня русской артиллерии продвинулся далеко вглубь. Передовые наблюдатели немецкой артиллерии тем временем склонились над рациями, вызывая свои батареи и полки, передавая им новые цели: «Заградительный огонь в квадрат...»
Через мгновение снаряды полевых гаубиц и орудий завыли поверх немецких позиций и обрушились на лед Невы, завеса огня и стали опустилась перед немецкими опорными пунктами. Затем немецкие артиллеристы начали искать на дальнем берегу реки советские позиции второй и третьей волны наступления.
Капитан Ирле, командир 240-го разведывательного батальона, выдвинулся со своими мотоциклистами вперед. У него пересохло в горле от того, что он увидел на невском льду перед опорными пунктами его ста двадцати человек и соседним опорным пунктом, который обороняли только три сотни бойцов 2-го батальона 401-го гренадерского полка.
Там лежала большая часть двух дивизий. В целом десять батальонов, как теперь подтверждают советские источники. Другими словами, по меньшей мере, четыре тысячи человек. Русские наступали по голому льду—ни дерева, ни кустика, чтобы укрыться. Они знали, что будут беззащитны перед огнем противника, но полагались на эффективность своей массированной артиллерийской подготовки.
Спектакль продолжался семь минут. Теперь первая волна наступления находилась на середине реки, в четырех сотнях метров.
Триста метров. Двести. «Огонь!»
Застучали немецкие пулеметы. Ударили минометы, защелкали ружейные выстрелы. Как подкошенные, нападавшие упали на лед. Многие снова поднялись. Побежали. «Ура!» Но только несколько человек достигли обледеневшего берега реки. Там они попали под прицельный огонь немецких пехотинцев. Они укрылись или погибли.
На льду появилась вторая волна. Третья, четвертая и пятая.
Перед больницей и электростанцией на Неве большими черными грудами лежали убитые и раненые. Волна за волной захлебывались — в основном даже не доходя до разбитых стальных балок в крутом берегу.
Ожил фронт и в Дубровке. Здесь 45-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора А.А. Краснова пыталась выбраться из лабиринта траншей своего плацдарма на позиции 399-го гренадерского полка полковника Гризбаха. Немецкие и русские позиции переходили друг в друга, часто в длинной траншее одну сторону от другой отделяли только развороченный танк, несколько витков колючей проволоки, мина или балка. Точно как в те долгие годы позиционной войны в Первую мировую.
Русские захватили этот плацдарм в Дубровке во время первого сражения на Ладоге, летом 1942 года. В ноябре, за исключением нескольких сотен метров, они его потеряли в результате немецкой контратаки. Каждый метр видел борьбу и смерть.
В одном углу окопа из земли торчали замерзшие конечности мертвых русских. Сначала их похоронил артиллерийский огонь. Потом их обнажил артиллерийский огонь. Теперь они стали указателями для связных и разведчиков: «Справа от руки», «Слева от руки».
Подбитые танки нависали над блиндажами, как смертельно раненные животные. Минные поля устанавливались рядом друг с другом и поверх друг друга, пока уже никакой сапер не мог их разминировать. Кошмарный пейзаж войны.
Три гвардейских полка генерала Краснова ворвались в первые разрушенные немецкие траншеи. Но это все, чего им удалось достичь. В глубоких умело спланированных окопах главной оборонительной зоны их отбросили обратно в рукопашном бою при помощи гранат, лопат и автоматов.
В донесении 399-го гренадерского полка говорится, что в ночь после первого дня сражения из окопов пришлось убирать тела русских, чтобы обеспечить немецким пулеметам сектор обстрела.
Одним из центров наступления, естественно, являлся Шлиссельбург. Там советская 86-я стрелковая дивизия атаковала через замерзшую Неву южнее города, чтобы выйти немцам во фланг.
Этот сектор оборонял 1-й батальон 401-го гренадерского полка (бойцы из Гамбурга и Нижней Саксонии, входящие в 170-ю пехотную дивизию) и части 328-го гренадерского полка из состава вестфальской 227-й пехотной дивизии. Отборные русские полки не смогли преодолеть опорный пункт на восточном берегу Невы, их атаки захлебнулись на льду под немецким заградительным огнем. Генерал Краснов вынужден был прекратить наступление.
Однако в Марьино, на стыке между 240-м разведывательным батальоном капитана Ирле и 2-м батальоном 401-го гренадерского полка, русским удалось, с пятой волной и ценой огромных потерь в 3000 убитых и раненых, прорвать позиции немцев и овладеть плацдармом у Дачи севернее Городка.
Русские саперы быстро навели поверх ненадежного льда Невы средства переправы для тяжелого вооружения, танки загрохотали через реку, подавили последние немецкие опорные пункты и расширили участок прорыва.
Напрасно подполковник доктор Кляйнхенц, командир 401 -го гренадерского полка, пытался реорганизовать сопротивление на передовой. Он получил серьезное ранение, как и его адъютант. Русские поднялись на крутой берег.
Генерал-майор Духанов, командующий советской 67-й армией, увидел свой шанс и немедленно бросил все силы в зону прорыва: вывел остатки 86-й стрелковой дивизии из Шлиссельбурга и задействовал их в Марьино, сконцентрировал там основную часть трех дивизий и со спешно подтянутыми танковыми батальонами развернулся на север, юг и восток.
Русские оттеснили части немецкого 401-го гренадерского полка обратно к Шлиссельбургу. Разгромили два взвода лейтенанта Винакера. Капитан Ирле с теми, кто остался от его разведывательного батальона, и несколькими гранатометчиками из разных частей спешно организовал слабую оборонительную линию, чтобы преградить русским путь в свои тылы, к артиллерийским позициям, и на юг, в тыл Городка. Поскольку если генералу Духанову фланговой атакой удастся прорвать позиции 170-й пехотной дивизии в Городке и Дубровке, дорога через болото и Синявинские холмы на Кировскую магистраль будет открыта. Сражение на Неве достигло своей кульминации.
Больницу в лесу у Городка интенсивно обстреливали два с половиной часа. Половину крыши снесло, окна стояли без стекол, стены были изрыты вмятинами от снарядов, но подвалы все еще надежно укрывали тех, кто, прислонившись к стене, ухватывал час-другой сна, прежде чем снова вернуться в траншеи и дать отдохнуть своим товарищам.
Серьезно раненный обер-ефрейтор Люрсен лежал в подвале главного здания среди многочисленных товарищей. Все больше и больше раненых вносили в подвал. Все меньше и меньше людей оставалось на передовой.
Нева была покрыта телами русских, ни один из них не добрался до другого берега реки. Однако к полудню они тем не менее были здесь: прорвавшись у Марьино, несколько советских штурмовых подразделений повернули на юг. Теперь они пытались взять этот важный бетонный бастион на берегу Невы.
Дела шли плохо. Инженерно-саперная рота лейтенанта Винакера сократилась до одного взвода. Кроме них оставался только один 240-й мотоциклетный батальон и несколько пробившихся к больнице гренадеров из ударной группы Карстена.
Днем в больницу прибыл командир 240-го инженерно-саперного батальона майор Шульц, чей командный пункт находился на электростанции. Винакер, отчаянный человек, только что с несколькими бойцами отправился разведать обстановку справа от больницы, там, где прорвались русские.
Капитан Ирле с остатками своего разведывательного батальона держал позиции, которые они называли «окружной дорогой».
Только они прикрывали тыл участка обороны с артиллерийскими позициями 170-й пехотной дивизии.
«Едва ли хватит, чтобы удержаться, господин майор», — сказал Винакер Шульцу, когда возвратился. Пока не подойдет подкрепление, все будет зависеть от инженерно-саперного батальона.
Инженеры, эти мастеровые войны, привыкли к таким задачам. Хотя собственно их работа состояла в строительстве мостов, наведении переправ, минировании и разминировании, всю Вторую мировую войну они в кризисные моменты вставали в строй рядом с пехотинцами. Именно такая ситуация сложилась на Неве в январе 1943 года.
Майор Шульц поставил 3-ю роту своего инженерно-саперного батальона по обеим сторонам больницы, командовал ротой лейтенант Брендель. К вечеру русские танки и пехота вошли в маленький треугольный лесок протяженностью примерно шестьсот метров. Снаряды вгрызались в каменную кладку, загорелись стропила крыш.
Но Брендель превратил дымящиеся здания в изрыгающую огонь крепость. За каждым окном саперы установили пулемет, в каждом слуховом окне находился снайпер или наблюдательный пункт.
В треугольном леске русские собирались к атаке. Взвод за взводом они перебегали туда по открытому месту из рощицы в районе прорыва на берегу реки.
Артиллерийский наблюдатель в больнице еще поддерживал радиосвязь со своей батареей, чьи позиции находились примерно в пяти километрах дальше. Он постоянно информировал командира батареи, поэтому в нужный момент в треугольном леске прогремел мощный залп батареи Бауэра 240-го артиллерийского полка, разнесший русские сборные позиции. Два Т-34, которые должны были возглавить атаку, попали на одно го хорошо замаскированных минных препятствий и остановились с поврежденными гусеницами. В башнях госпиталя возликовали.
Полевые гаубицы Бауэра продолжали поливать огнем маленький лесок. В конце концов русские решили отойти с опасных позиций; на обратном пути к берегу Невы они попали под сильный огонь пулеметов из окон больницы.
«Смена!» —разнеслось по подвалу. Усталые рядовые подняли винтовки и, спотыкаясь, поднялись по лестнице. Они заменили своих полуобмороженных товарищей, которые на 26-градусном морозе заторопились из окопов в самое замечательное место на земле — к горячей печке в больничном подвале.
Генерал-полковник Линдеман не обольщался по поводу критической ситуации, сложившейся у дефиле после прорыва русских. Он был реалистом и хорошо знал свое дело. В свете донесений с фронта предполагаемая цель противника стала приобретать очертания на карте обстановки штаба 18-й армии. Генерал Говоров бросал все наличные силы в созданный им у Марьино прорыв. Используя примерно четыре дивизии и одну танковую бригаду, он совершенно очевидно намеревался протаранить дефиле до прихода немецкого подкрепления, объединиться со столь же крупными советскими ударными соединениями, наступающими с востока, и затем развернуться на юг, чтобы подавить оборонительные позиции немцев на Неве и по восточному краю.
Этот план неизбежно имел несколько важнейших центров. Один из них — Рабочий Поселок № 5, или коротко П5. Через него проходила единственная проезжая дорога через болото, ведущая в северном направлении к берегу озера и в южном направлении через Синявино к Мге на Кировской магистрали.
Второй центр — Городок с больницей и электростанцией. Здесь русские не получили прямого выхода к Синявинским холмам. Городок к тому же являлся краеугольным постом немецкой линии фронта к югу от участка советского прорыва.
Если бы Линдеман имел в резерве хорошо оснащенную дивизию с батареей штурмовых орудий, танковым батальоном и тяжелой артиллерией, дело было бы вдвое легче. Но такой дивизии не было у командования 18-й армии, как и у кого-либо из ее соседей.
Время — середина января 1943 года. Сталинградская катастрофа висела и надо льдом Невы. Не менее сложной была ситуация и в полосах непосредственных соседей
18-й армии. Во Ржеве, Великих Луках и Демянске под угрозой находилось само существование целых армий. Русские наступали везде. И, как везде в решающий момент, на северном крыле Восточного фронта не хватало пресловутого последнего батальона.
Генерал-полковнику Линдеману поэтому ничего не оставалось, как прибегнуть к тягостной стратегии искусных импровизированных операций, которая уже стала типичной для Восточного фронта зимой 1942/43 года. Полки и батальоны собирались вместе, чтобы преодолеть очередной кризис, вместо того чтобы встречать неприятеля полноценными соединениями и побеждать его превосходящими силами.
Единственным резервом, в этот момент находившимся в распоряжении Линдемана, были пять батальонов гренадеров испытанной 96-й пехотной дивизии. В этой великолепной дивизии, сформированной в Ганновере, служили люди из всех областей Северной и Западной Германии. Если бы 96-я дивизия 12 января была в полном составе — кто знает, как повернулись бы события? Однако в самый первый день русского наступления 96-я получила приказ передать свои части на правый и левый фланги. Таким образом, вечером 12 января генерал Ноельдехен только с половиной дивизии пошел в контрнаступление из района Синявино в северо-западном направлении с задачей отбросить противника обратно за Неву.
Пять батальонов против пяти советских дивизий.
Отсутствующие части дивизии отчасти компенсировали батарея 88-мм орудий 36-го зенитного полка, батарея тяжелой артиллерии со 150-мм гаубицами и, главным образом, рота «Тигров» — 1-я рота 502-го танкового батальона под командованием лейтенанта фон Гердтеля. Четыре «Тигра» с их 88-мм длинноствольными пушками и восемь Т-III, предназначавшиеся в качестве прикрытия, явились решающей силой против танковых батальонов противника.
Бодо фон Гердтель, однако, сложил голову в самом первом бою. Его похоронили на кладбище в Синявинском болоте.
По глубокому снегу, покрывавшему суровое болото, через раненные снарядами леса батальоны 283,284 и 287-го гренадерских полков 13 января двинулись на север. Городок, «Шайдисвальд10», «окружная дорога» — трагичные названия последующих нескольких дней.
«Окружная дорога»! Уже во время самой первой атаки четыре «Тигра» получили боевое крещение. Батальоны гренадеров полковника Польмана дали отпор русским пехотинцам на морозе в двадцать восемь градусов по Цельсию, но затем появились две дюжины советских Т-34. Двух из них подбили лейтенант Айхштадт и обер-ефрейтор Гудеус, двух из двадцати четырех. Оставшиеся двадцать два стальных монстра поставили гренадеров в исключительно сложное положение. Три командира рот погибли один за другим.
Тут вышли «Тигры». Это была историческая схватка. После не слишком успешных боев 1-й роты «Тигров» 502-го батальона, действовавшей у Ленинграда в качестве экспериментальной роты с августа 1942 года, мощные стальные чудовища на этот раз показали свои возможности. Тяжелый грохот их 88-мм длинноствольных пушек нес гибель Т-34. Скоро двенадцать советских танков уже пылали в болоте. Остальные беспорядочно отступили. Советская контратака в южном направлении была остановлена.
В сумерках русские еще раз предприняли танковый удар в лесу «Шайдисвальд», через который шла «окружная дорога». И снова по тревоге подняли роту «Тигров»: «Приближаются танки противника! Строиться!»
Унтер-офицер Ганс Болтер выступил на двух «Тиграх» в сопровождении Т-III. Ему, семь раз раненному и пятнадцать раз горевшему в своем танке, за последующие восемнадцать месяцев суждено будет подняться от унтер-офицера до капитана. Он — один из самых успешных танковых командиров той войны.
Два «Тигра» прорывались сквозь снег. В сумраке контуры массивных гигантов с их белой окраской терялись в зимнем пейзаже. Советское противотанковое орудие раздавили. Болтер приказал второму «Тигру» прикрыть его, держась немного позади слева, в эшелон. В этот момент рядом с «Тигром» Болтера поднялись первые фонтаны снега — разрывы противотанковых снарядов противника.
Быстро осмотрелся. Вон там! Болтер повернул башню. Наводчик поймал Т-34 на прицел. Водитель остановился. «Огонь!» Снаряд со свистом вырвался из ствола. Промах. Снова. Второй выстрел — прямое попадание. Т-34 сразу охватило пламя. 88-мм снаряд разорвал танк, словно лапа настоящего тигра.
Все шло так же гладко, как на танкодроме у Фалингбостеля. «Тигр» Болтера подбил еще два Т-34. Их горящие остовы освещали болото призрачным светом.
Но тут Болтера окружили три русских танка. Они пытались обойти его, эти отчаянные советские танкисты 61-й танковой бригады.
Наводчик Болтера действовал как часы. «Сначала того, что справа», — спокойно скомандовал унтер-офицер. Огонь! И снова. Огонь! Попадание.
Два других Т-34 теперь пытались спастись в болоте. Они хотели выйти из освещенного места. Но «Тигр» Болтера уничтожил и эти два Т-34. «Поворот! Назад».
— Что произошло с нашим сопровождающим танком? — спросил унтер-офицер Болтер.
— Нет связи, — ответил радист.
Две минуты спустя раздался ужасающий грохот. «Попадание в двигатель», — крикнул водитель. И еще удар.
Пылающие русские танки прекрасно освещали поле боя для хорошо замаскированного советского противотанкового орудия. «Тигр» Болтера стоял на этой сцене, как стационарная цель. Легкая добыча для советского противотанкового орудия.
«Тигр» Болтера объяло пламя, создалась опасность взрыва боекомплекта. Унтер-офицеру оставалось только приказать своим людям покинуть танк. Экипаж выпрыгнул в снег.
Появились советские пехотинцы. Короткий обмен выстрелами из автоматов и пистолетов, Болтер и его люди вбежали в заросли кустарника.
Наконец подошел второй «Тигр». «Он нас видел? — думал Болтер. — А вдруг он примет нас за русских? Лучше быть поосторожней. Но как привлечь его внимание?» Болтер пронзительно закричал, но его голос утонул в шуме боя.
Он решительно вспрыгнул на правый борт «Тигра» и пополз к щели радиста.
В тот момент, когда он добрался до нужного места, радист внутри выкрикнул: «Русские на нашем танке!»
Что теперь? Болтер орал изо всех сил, но услышат ли его в этом страшном грохоте сражения?
«Все, что мне надо, это чтобы командир поднял люк башни и наставил на меня свой пистолет», — подумал он, не отрывая глаз от башни. В это минуту люк на несколько сантиметров приоткрылся.
Унтер-офицер выкрикнул имя командира, к счастью, он сразу понял. Люк распахнулся, три слова команды, и они отправились на поиски остальных членов экипажа Болтера. Один за другим они оказались в танке, и только тогда Болтер осознал, что ранен, и ощутил в своей спине три осколка.
На войне удача и несчастье часто тесно переплетаются. В то время, когда полковник Польман, командир 284-го гренадерского полка, руководил боем в «Шайдисвальде» и действиями своих «Тигров» на передовой, советская авиация совершила мощный налет на командный пункт его полка, находившийся на «окружной дороге». Погиб и двадцать три человека из состава мотоциклетного взвода и штаба полка. Это был тяжелый удар.
Тем временем соседний 283-й гренадерский полк под командованием полковника Андоя выдвинулся в направлении электростанции и больницы. Батальоны Андоя подошли в тот самый момент, когда русские начали полномасштабное наступление силами 61-й танковой бригады и стрелкового полка 136-й стрелковой дивизии.
У электростанции войска Андоя с первой атаки прорвали позиции русских и соединились с теми, кто оставался внутри станции. У больницы бой сложился труднее.
Комплекс зданий был уже полностью окружен. Русские всеми силами старались сохранить кольцо, чтобы шаг за шагом приближаться к блокированной больнице. Но 283-й все-таки прорвался в больницу. Их восторженно встретили саперы лейтенанта Бренделя, который со своей 3-й ротой 240-го инженерно-саперного батальона превратил пылающую больницу в надежную крепость. Этой ночью батальон 96-й пехотной дивизии принял на себя прикрытие фланга, и с передовой вывезли раненых.
Следующим утром русские снова пошли в атаку. У всех окон за мешками с песком лежали саперы, и оттуда они были вынуждены наблюдать, что происходит внизу в окопах: двадцать шесть танков осаждали позиции 9-й роты 283-го гренадерского полка. Они просто утюжили окопы. Давили широкими гусеницами пулеметные гнезда и окопы стрелков, стремясь добраться до пехотинцев внутри. У людей Бренделя перехватывало горло.
Спасение пришло от русской зимы на 60-й параллели: температура была 22 градуса ниже нуля и земля замерзла до состояния камня. Такими же твердыми стали и брустверы пехотных блиндажей. Гусеницы танков не смогли серьезно повредить их. Гренадеры просто свернулись в своих стрелковых ячейках. Очень неудобно, без сомнения, но не смертельно.
Когда танки переехали позиции и двинулись к больнице, постоянно стреляя, чтобы подавить обороняющихся, в атаку пошла советская пехота. Они едва ли ожидали какого-либо отпора со стороны немцев.
Но из окопов и стрелковых ячеек 9-й роты поднялись гренадеры, и наступающие русские совершенно неожиданно попали под смертоносный огонь пехоты. Их атака захлебнулась.
Советские танки тем временем оказались в секторе обстрела 2-го дивизиона 36-го зенитного полка и тяжелой артиллерии. Выдвинулись истребители танков полковника Андоя, в небо полетели комья смерзшейся земли. Это было сражение танков с артиллерией.
В конце концов артиллерия, зенитки и самоходки 283-го гренадерского полка взяли верх. В финале этой зимней дуэли на краю Синявинского болота дымились или горели двадцать четыре советских танка. Так была предотвращена самая серьезная опасность в полосе 170-й пехотной дивизии на берегу Невы.
