2. Бои на Миусе
Совещание в Виннице — Решается судьба Донецкого бассейна — Советский прорыв у Куйбышево — 6-я армия Холлидта держаться больше не может — 29-й корпус окружен — «Примкнуть штыки!» — Спасение за линией «Черепаха» — Русские атакуют широким фронтом — Манштейн и Клюге требуют назначения главнокомандующего Восточным фронтом — Под угрозой все южное крыло — Срочная радиограмма Манштейну — Отступление за Днепр наконец, санкционировано.
В лесах вокруг Винницы летом жарко и душно, нет ни прохладной тени, ни освежающего ветерка... Зной украинского лета тяжело охватывает хвою сосен. Неподходящее место для людей, зависящих от погоды.
Ставка фюрера под названием «Вервольф», откуда Гитлер руководил летней кампанией 1942 года, была, таким образом, не лучшим выбором. Восприимчивый к погоде Гитлер плохо себя чувствовал в этом климате. Он почти постоянно находился в дурном расположении духа, был агрессивен и никому не доверял.
Он был счастлив снова покинуть свой передовой штаб в конце октября 1942 года, с тех пор бункеры стояли пустыми. Только арсеналы, центры связи и помещения охраны занимали тыловые службы группы армий «Юг». «Вервольф» служил командным пунктом Гитлера только на время его редких инспекций в центральный сектор Восточного фронта. Он очень неохотно отправлялся в душные леса за Днепром. Он не любил их. Он никогда не был там счастлив. В тяжелых испарениях соснового бора ему не везло, и мучили головные боли.
Поэтому он пребывал в раздражении, когда 27 августа ему пришлось отправиться из его любимого «Вольфшанце» в Восточной Пруссии на Украину . В огромном четырехмоторном «Кондоре» его сопровождали всего несколько человек. Передовой отряд вылетел на быстрых «Хейнкелях» коммодора Бауэра накануне, чтобы подготовить все в Виннице.
«Вервольф» выглядел таким же уединенным и спокойным, как и летом 1942 года. За исключением того, что тогда немецкие армии рвались к Сталинграду и на Кавказ, тогда как теперь, летом 1943 года, они отступали. Винница лежала на пути полномасштабного советского наступления.
Гитлер собрал Манштейна и командующих его армиями на совещание в Виннице. Генерал-фельдмаршал по собственной инициативе привез с собой также командира 11-го корпуса генерала Рауса, защитника Харькова, который прибыл прямо с основного сражения. С ним был командир 23-й танковой дивизии генерал фон Форман, чьи полки вместе с 16-й мотопехотной дивизией и ударными группами 17-й танковой дивизии в течение последних двух недель отражали атаки девяти советских дивизий и девяти танковых бригад в районе Изюма на Среднем Донце. Командующий группой армий «Юг» имел, таким образом, двух важных свидетелей, чья порядочность, принимая во внимание их собственные действия и образцовую службу войск под их командованием, не могла быть поставлена Гитлером под сомнение. Их свидетельства по поводу опасного перенапряжения фронта должны были быть услышаны.
Манштейн привел две цифры, доказывающие серьезность проблемы. Группа армий «Юг» в тяжелых боях последних нескольких месяцев потеряла в целом 133 000 человек; однако получила в пополнение только 33 000. Дефицит составил 100 000 человек. Генерал-фельдмаршал был готов дать и более детальную информацию. 6-я армия Холлидта за период с 17 июля по 21 августа 1943 года потеряла 23 830 человек; на их место поступило 3312 человек. Дефицит: 20 000 человек. 1 -я танковая армия генерал-полковника фон Макензена потеряла за тот же период 27 291 человека; пополнение составило 6174 человека. Дефицит: 21000 человек.
Цифры, которые Манштейн привел Гитлеру, говорили сами за себя. Манштейн продолжил: «Таково положение на нашей стороне, мой фюрер. А здесь, — он протянул донесение 6-й армии об обстановке за предыдущую ночь, — здесь информация о противнике, мой фюрер». И повернулся к командующему 6-й армией: «Генерал Холлидт, не могли бы вы представить фюреру сравнительную картину сил с нашей стороны и со стороны противника?»
Пехотному генералу Холлидту, опытному командующему армией в ключевых точках Восточного фронта уже с ноября 1942 года, не нужно было заглядывать в бумаги. Он держал в голове впечатляющие цифры своей 6-й армии: «В моем 29-м корпусе осталось 8706 человек. Перед ними стоят 69 000 русских. В моем 17-м корпусе 9284 человека; они противостоят 49 500 русских. Мой 4-й корпус относительно благополучен: он имеет 13 143 человека против 18 000 русских. В целом 31 133 немецких солдата против 136 500 русских.
Соотношение в танках примерно такое же: Толбухин вчера использовал в операции 165 танков — у нас было 7 танков и 38 штурмовых орудий».
Холлидт замолчал. Манштейн немедленно взял инициативу в свои руки и хладнокровно продолжил: «Противник усиливает натиск. Силами, которыми мы располагаем, удержать Донецкий бассейн невозможно, мой фюрер. В 1-й танковой армии дела не лучше. 8-я армия и 4-я танковая армия тоже не в состоянии сдержать прорыв русских к Днепру. Более того, как мы знаем, положение на южном крыле группы армий «Центр», у 2-й армии, также исключительно тревожное, Либо вы даете нам свежие силы, а это значит двенадцать дивизий, либо Донецкий бассейн нужно оставить, чтобы освободить необходимые силы внутри самой группы армий. Другого выхода я не вижу».
Гитлер попытался уйти от принятия решения. Он признал сложность положения. Ему известно о тяжелых потерях, особенно среди командного состава, и он благодарит всех командующих за действия их войск. Однако потом он резко потребовал защищать каждый сантиметр земли, пока противник не убедится в бессмысленности своих атак. Но и Манштейн не отступал. Подкрепление или отход, настаивал он. «Где я найду подкрепление?» — возразил Гитлер.
Манштейн ответил: «Передайте в резерв соединения, которые смогут высвободить группы армий «Центр» и «Север», чтобы мы могли использовать их здесь, в месте главного советского удара».
«Я должен обдумать это», — уклончиво сказал Гитлер. Но Манштейн не отставал. «Время принимать решение настало», — упорствовал он.
И Гитлер принял решение. Поскольку он считал добровольную эвакуацию жизненно важного в экономическом отношении Донецкого региона недопустимой, он пообещал Манштейну немедленное подкрепление несколькими дивизиями, которые он возьмет у группы армий «Центр». Более того, изнуренные боями соединения его группы армий будут заменены другими с более спокойных участков фронта.
Манштейн и его генералы с воодушевлением возвратились в свои штабы. Они начали разрабатывать планы на новую ситуацию. Но все напрасно.
На следующий день русские, как будто они присутствовали за столом переговоров в Виннице, атаковали два фланга группы армий «Центр» Клюге и осуществили местные прорывы во фронтах и 2-й, и 4-й армий. В создавшихся условиях не могло быть и речи об оговоренной (и на самом деле уже приказанной) переброске войск на помощь Манштейну. Генерал-фельдмаршал фон Клюге немедленно, 28 августа, лично встретился с Гитлером и объяснил ему, что не может передать ни одной дивизии. Группа армий «Север», которая пока успешно удерживала свой громадный фронт, отказалась предоставить свои соединения. Манштейн ничего не получил. И, как он и ожидал, положение становилось все более критическим, особенно на Миусе.
В ночь с 27 на 28 августа два мобильных советских корпуса прорвали слабые линии 6-й армии, повернули на юг к Мариуполю и по трем незащищенным лощинам Еланчика прошли в тыл 29-го корпуса. Любое промедление было бы исключительно опасным. Измотанные соединения 6-й армии Холлидта воевали на фронте в двести километров без каких-либо стратегических резервов. Последние десять дней дивизии 29, 4 и 17-го корпусов пытались сдерживать полномасштабное наступление всеми возможными мерами. Но Холлидт, очень осторожный командир, испытывал недостаток в людях даже больше, чем в оружии.
Личный состав штаба и войска танкового корпуса СС и «Лейбштандарт» Гитлер перебросил в Италию; дивизия «Мертвая голова» сражалась у Харькова; 16-я мотопехотная дивизия, 17 и 23-я танковые дивизии с начала августа действовали в качестве пожарных бригад 1-й танковой армии в районе Изюма. Таким образом, 6-я армия осталась с тремя ослабленными корпусами. На километре фронтовой линии стояли в среднем сто тридцать — сто шестьдесят человек. Как они могли остановить натиск советских масс?
Десять дней назад, 18 августа, в секторе 17-го корпуса между Калиновкой и Высотой 175,5 советская 2-я гвардейская и 5-я ударная армии прорвали фронт 294-й пехотной дивизии. Советское командование теперь бросало в узкую брешь у Куйбышево один корпус за другим. Ширина этой бреши первоначально составляла только три километра. Всего три километра. Какая возможность для Холлидта, если бы он имел самые скромные тактические резервы.
Однако русские были прекрасно информированы о положении на немецкой стороне. С абсолютной беззаботностью Толбухин вводил свои дивизии в опасно узкий канал. И у Холлидта не было сил перекусить его, когда он составлял всего три километра.
Напрасно ударная группа 3-й горной дивизии Пикера и передовые части 13-й танковой дивизии, переброшенные из Крыма, бросались на фланги коридора, который тем временем уже был расширен до тринадцати километров. Напрасно штурмовые орудия 259-й бригады вместе с танковой ударной группой 13-й танковой дивизии немедленно контратаковали с юго-запада в северном направлении. Они отвоевали полкилометра, потом еще полкилометра и, в конце концов, вошли в район прорыва на шесть километров. Однако на последний удар у них не хватило сил.
Все случилось так, как должно было случиться. 6-я армия больше не смогла сдерживать советский прорыв. 28 августа корпус противника двинулся на юг и 29 августа достиг берега у Таганрога.
29-й армейский корпус, стоявший вдоль Азовского моря, оказался в окружении.
111-я нижнесаксонская и 17-я франконская пехотные дивизии вместе с центрально-германской 13-й танковой дивизией отчаянно старались отвратить уничтожение. Остатки разбитых 15-й полевой дивизии люфтваффе и билефельдской 336-й пехотной дивизии вырвались из мешка через основную часть сил противника. 30 августа 1943 года, благодаря энергичной поддержке «Штук» авиаэскадры Руделя, 13-й танковой-дивизии и 259-й бригаде штурмовых орудий в конце концов удалось разорвать советское кольцо у Федоровки. В образованную брешь бросились пехотные дивизии, которым генерал Бранденбергер приказывал выходить 31 августа. В самом центре находилась 17-я пехотная дивизия генерала Циммера из Нюрнберга. 21-й гренадерский полк полковника Пройса прорвался из советского кольца через холмы у Торопиловской.
Южнее 111 и 336-я пехотные дивизии с боями выходили с северного берега Азовского моря в направлении Мариуполя и Мелитополя. Этой усиленной ударной группой командовал генерал-лейтенант Рекнагель. «Примкнуть штыки! Выступаем!» Каждый человек, включая последнего водителя, знал, чем он рискует. Как в давние дни больших немецких наступлений традиционный боевой клич «Ура!» снова разнесся над полем битвы между Миусом и Азовом. Острие клина составили зенитные и штурмовые орудия.
У них получилось. Ценой огромных жертв дивизии соединились с главными силами. Начальник оперативного отдела 111-й пехотной дивизии подполковник Франц нес в кармане перехваченную радиограмму от 30 августа командующего советской 51-й армией генералу, командиру его 19-го танкового корпуса. «К 12 часам дня немецкий генерал Рекнагель должен стоять передо мной на базарной площади Таганрога как пленный». Но 19-й танковый корпус не мог сослужить такой службы своему командующему армией.
Судьба 29-го корпуса показывает, какой безрассудной игрой стало сражение на Миусе. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн не был склонен продолжать ее. В резком телефонном разговоре он потребовал разрешения Гитлера отвести 6-ю армию примерно на шестьдесят пять километров. Новая линия называлась «Черепаха». Армейские инженеры и срочнослужащие строительные рабочие из организации Тодта в лихорадочной спешке возвели ее в качестве преграды, защищающей важный индустриальный центр Сталино. Устоит ли она? Как долго она сможет продержаться? От этого зависела судьба всего Донецкого региона, обладание которым — как продолжал повторять своим генералам Гитлер — было обязательным условием продолжения войны.
Сталин понимал трудности Гитлера, и поэтому не дал никакой передышки его южному флангу группы армий Манштейна. В первые дни сентября в районе Изюма Малиновский нанес удар по 1-й танковой армии и северному флангу 6-й армии, одновременно генерал Ватутин приготовился к полномасштабному наступлению против 4-й танковой армии Гота в районе Ахтырки. Степной фронт генерала Конева двинулся на позиции 8-й армии, ударив из района Харькова с севера и востока и, в конце концов, вынудил генерала Вёлера в очередной раз отвести свою армию. Кризисы везде. Ничего, кроме кризисов.
Манштейн позвонил Клюге. Два маршала, командующие в ключевых точках Восточного фронта договорились вместе вылететь в Восточную Пруссию и заставить Гитлера принять конкретные фундаментальные решения. Он должен выслать им подкрепление. И, что не менее важно, они хотели убедить Гитлера отказаться от опасного и непродуктивного сосредоточения ответственности, налагаемой на него должностями главы государства, Верховного Главнокомандующего Вермахта и Главнокомандующего сухопутных войск.
Маршалы требовали сосредоточить командование всеми театрами военных действий в одних руках несущего полную ответственность начальника общего Генерального штаба. Гитлер, более того, должен был отказаться от личного руководства операциями на Востоке и назначить главнокомандующего всем Восточным фронтом, который будет осуществлять полное и независимое руководство операциями в России. Они хотели положить конец личному пагубному вмешательству Гитлера в ведение войны в России.
Этот шаг представляет собой легальное выступление самых старших боевых командиров против опасного сосредоточения власти в руках высшего руководства рейха —шаг исторического значения, но до сих пор недостаточно известный и по достоинству не оцененный.
Встреча в Ставке фюрера в Восточной Пруссии состоялась 3 сентября. Однако человек в «Вольфшанце» был не готов подчиниться своим маршалам. Правда, Клюге удалось исторгнуть из него согласие на отход южного крыла группы армий «Центр» за Десну; Гитлер также согласился оставить Кубанский плацдарм и перебросить 17-ю армию в Крым; он наконец разрешил Манштейну отвести 6-ю армию с Миуса на линию «Черепаха», если уж нет другого выхода. Но это все.
Гитлер снова не смог заставить себя принять серьезное решение. Он остался верным своим ужасным заблуждениям, отказывался признать силу противника и просто не желал видеть, что это вопрос уже не достижения победы, а избежания поражения. Поэтому он принимал полумеры, выбирал краткосрочные решения и прибегал к уловкам; Сдать Донецкий бассейн? Безусловно, нет. Снять силы с других театров военный действий и перебросить их на Восточный фронт? Безусловно, нет. Категоричнее всего он отверг идею о назначении главнокомандующего Восточным фронтом.
Ничего не достигнув, оба генерал-фельдмаршала возвратились к своим сдерживающим сильный натиск фронтам. В этот вечер союзники высадились в Италии.
Через три дня пришлось расплачиваться за безответственную беспечность Ставки фюрера. Мощным ударом 3-й гвардейской армии встык немецких 1-й танковой армии И 6-й армии Юго-Западный фронт генерал-полковника Малиновского прорвал новую оборонительную зону «Черепаха» с обеих сторон Константиновки. Два подвижных русских корпуса прошли мимо оставшихся опорных пунктов 62 и 33-й пехотных дивизий; через брешь примерно пятидесяти километров ширины, в направлении Павлограда. Так или иначе, генерал Фреттер-Пико с 23-й танковой дивизией и ударной группой 16-й мотопехотной дивизии сумел перехватить противника. Генералу фон Форману даже удалось 11 и 12 сентября совместно с 9-й танковой дивизией перекрыть брешь между 6-й армией и 1-й танковой армией. В стремительном броске усиленный батальон «Пантер» 23-й танковой дивизии под командованием капитана Фрица Фехнера перекрыл путь снабжения советского 29-го танкового корпуса. Но какой прок? Обессиленным пехотинцам пришел конец.
Советские танки снова совершили прорыв на запад. Их передовые соединения быстро двигались к переправам через Днепр у Днепропетровска. Одновременно армии советского Центрального фронта генерала Рокоссовского ударили встык групп армий «Центр» и «Юг» и крупными силами прорвались сквозь фронт 2-й армии.
Северному флангу 4-й танковой армии Манштейна пришлось отступить. Во фронте образовалась новая опасная брешь. У русских не осталось преград на пути к Среднему Днепру, и под угрозой оказался Киев. Манштейн не мог пустить дело на самотек.
7 сентября он отправил Гитлеру срочную радиограмму: «На сегодняшний момент группе армий противостоят пятьдесят пять советских дивизий и два танковых корпуса. Подтягиваются дополнительные силы с других советских фронтов. Здесь, на Южном фронте, русские сосредоточивают свой главный удар. Я нуждаюсь в подкреплении или свободе действий для дальнейшего отхода на более короткий и более выгодный рубеж».
Резкий и решительный тон радиограммы заставил Гитлера осознать, что Манштейн не шутит. Еще раз, 8 сентября, он сел в свой четырехмоторный «Кондор» и вылетел в Запорожье, в штаб Манштейна. Гитлер был мрачен. В Ставке фюрера с минуты на минуту ожидали безоговорочной капитуляции итальянских союзников Германии. Европейский южный фланг, соответственно, оказался без прикрытия, враг — в тылу Германии. Стоя перед своей огромной каргой обстановки в Запорожье, Манштейн, в присутствии генерал-фельдмаршала фон Клейста и недавно назначенного командующего 17-й армией генерала инженерных войск Енеке, представил фюреру детальную картину сражения последних нескольких дней. Он обратил особое внимание на опасность, угрожающую его северному крылу, где русские провели все приготовления для окружения группы армий. «Если это произойдет, две армии будут потеряны, мой фюрер, и ничто не вернет их обратно».
Рука Манштейна опустилась по карте к фронту 6-й армии. «И здесь дела не лучше. Мариуполь под угрозой. Ширина бреши тут пятьдесят километров. У меня не осталось сил перекрыть ее и удержать линию «Черепаха». Нравится это нам или нет, но придется отступить».
Гитлер слушал очень внимательно. «Что вы предлагаете?» — спросил он.
У Манштейна ответ был готов: «Прежде всего, я предлагаю немедленно отвести группу армий «Центр» обратно к Днепру. Это сократит ее фронт на треть. Освободившимися таким образом силами можно укрепить оборонительные порядки на Днепре, включая подходы к Крыму на Нижнем Днепре, и удержать линию фронта от Запорожья к Мелитополю, «линию Вотана».
Гитлер покачал головой. Нет. Отвести группу армий «Центр» к Днепру? Не может быть и речи. Это повлечет слишком большие потери материальной части. И займет слишком много времени.
Возражения Гитлера показывали, что он не имеет представления о том, какие быстрые полномасштабные передвижения постоянно совершал Манштейн в течение последних месяцев.
Только искусство Манштейна в этой области позволяло до сих пор предотвращать катастрофу, много месяцев угрожающую южному флангу. Однако Гитлер отказывался видеть это.
Но он хотя бы понял, что, для того чтобы удержаться, группа армий «Юг» нуждается в срочном подкреплении, и пообещал Манштейну корпус с четырьмя дивизиями из группы армий «Центр». Он должен был быть передан немедленно, на стыке двух групп армий, чтобы предотвратить окружение северного фланга Манштейна. Гитлер, кроме того, пообещал ему еще четыре дивизии, чтобы, в конце концов, можно было обезопасить наиболее важные переправы на Днепре. До сих пор не велось никакой подготовки к действительно эффективной обороне рек и мостов в случае советского прорыва.
Как известно, в начале августа 1943 года Главное командование сухопутных войск Германии завершило проект создания «Восточного вала» (укреплений на Днепре) и представило доклад Гитлеру. 12 августа он приказал незамедлительно начать работы. Однако ничего, кроме непосредственного охранения, сделано не было. Это упущение скоро приведет к беде.
И наконец, чтобы убедить Манштейна твердо держаться перед Днепром, Гитлер пообещал ему части 17-й армии, которые с 4 сентября выводились с теперь бессмысленного Кубанского плацдарма обратно в Крым.
Манштейн, которого раньше столько раз обманывали, предложил отдать все эти приказы прямо сейчас, из Запорожья. Но Гитлер сердито отверг это предложение. Тем не менее, поднимаясь на борт своего «Кондора», чтобы лететь обратно в Ставку, он еще раз повернулся к Манштейну и сказал ему успокаивающе: «Вы получите свои дивизии для днепровских мостов; приказ будет отдан сегодня вечером».
Приказ действительно был отдан. Группе армий «Центр» приказывалось передать 4 и 8-ю танковые, а также две пехотные дивизии. Однако его не выполнили. Генерал-фельдмаршал фон Клюге нашел для себя невозможным передать их. И все осталось, как было.
Двадцать четыре часа спустя Манштейн в ярости позвонил начальнику Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Цейтцлеру. «Будьте добры проинформировать фюрера, — начал он, — что он может ожидать гибельного советского прорыва к Днепру в любую минуту». В рапорте, посланном по телетайпу, он добавил последнее предложение, которое зафиксировало для истории, кто, вследствие своих полумер, несет ответственность за мрачные события последних недель: «Если бы была проявлена предусмотрительность и подкрепление, жизненно необходимое теперь вследствие сложившейся ситуации, подошло заблаговременно, сегодняшний кризис, который может привести к окончательному провалу на Восточном фронте и, следовательно, к провалу войны в целом, был бы предотвращен».
До сих пор никто из генералов так решительно не складывал вину за катастрофу на Востоке на Адольфа Гитлера. И его реакция? Никакого ответа из Ставки фюрера. Однако Гитлер ошибался, если полагал, что может связать Манштейна своими приказами, просто храня молчание.
Советское Верховное Главнокомандование не принимало во внимание желания Гитлера. Сталин не ждал. Он не дал своим войскам времени на отдых, как надеялись в Ставке фюрера, а подстегивал усталые армии продолжать атаки на северный фланг Манштейна. «Разбейте группу армий «Юг» — это ключ к победе», — призывал Сталин.
На освобожденных территориях, во всех городах и деревнях, он мобилизовал каждого, способного держать оружие. Подростки и старики записывались в батальоны обслуживания складов. Их одевали и обучали по дороге на фронт. Они получали винтовку, форму или форменные штаны, пару обуви и иногда стальную каску. Их учили заряжать и стрелять. Больше ничему. И они шли в атаку. Таким способом всего за три недели советский Южный фронт мобилизовал на побережье Азовского моря 80 000 человек. Это была всенародная война.
14 сентября произошло то, на что надеялся Сталин и что предвидел Манштейн, — советские дивизии Воронежского фронта разгромили северный фланг группы армий, прорвали немецкий фронт и двинулись на юго-запад, в направлении Днепра. Русские вышли к Окопу между реками Сула и Юдай и оказались всего в ста двадцати километрах от Черкасс. Севернее, в районе Нежин-Бобровица, передовые части Центрального фронта Рокоссовского были в семидесяти четырех километрах от Киева, столицы Украины. Создалась угроза, что русские могут захватить важнейшие переправы через Днепр в тылу немецкого фронта.
К этому моменту были упущены все возможности перебросить резервы, остановить противника перед Днепром. Они были упущены вследствие пагубной нерешительности Гитлера. Манштейн лаконично доложил в Ставку фюрера: «Противник прорвался к Кременчугу и Киеву. Завтра утром я приказываю 4-й танковой армии, обходя Киев, отступать к Днепру, чтобы предотвратить окружение и уничтожение армии малыми группами перед рекой». Однако Манштейн также объявил немедленное отступление к Днепру 8-й армии и 1-й танковой армии. И добавил такое предупреждение: «Остается сомнительным, удастся ли нам переправиться через реку без подхода прикрывающих сил».
В оперативном управлении Главного командования сухопутных войск Германии началось смятение: даже генерал-фельдмаршал фон Клюге, обычно поддерживавший стратегию Гитлера держаться за все, прислал в высшей степени тревожную радиограмму. «Отступление основной части моих сил к “Восточному валу” становится неизбежным», —докладывал он. Гитлер тем не менее срочно сообщил Манштейну: «Приказ не отдавать. Фюрер завтра ожидает вас с докладом в “Вольфшанце”».
Четвертое совещание Гитлера со своими маршалами открылось в атмосфере крайнего напряжения. «Сейчас решается судьба не днепровской линии или экономически важных регионов Донбасса, решается судьба всего Восточного фронта», — начал Манштейн.
Его мужественные слова и стоящие за ними упрямые факты заставили наконец Гитлера увидеть очевидное. Он согласился на отвод главных сил за Днепр и Десну. Только южный фланг 6-й армий должен был держать «линию Вотана» восточнее Днепра — от Мелитополя к излучине Днепра у Запорожья. 15 сентября Манштейн отдал соответствующие приказы. Важное решение было принято. Однако было ли оно принято вовремя? Или уже слишком поздно? Смогут ли войска добраться до переправ и форсировать реку до того, как их нагонят русские?
Начинался захватывающий период в истории войны.
