Воззвание князя Кутузова к германцам
Сего 13 числа князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, получив повеление быть главнокомандующим российскими и прусскими войсками, обнародовал следующее воззвание к германцам:
«При самом вступлении российских победоносных войск в соединении с силами Прусскими в пределы Германии Его Величество Император Всероссийский и Его Величество Король Прусский возвещают владетелям и народам германским возвращение их свободы и независимости. Союзные армии приближаются единственно для того, чтобы доставить сильное подкрепление и твердую опору при восстановлении сей древней Империи. Их Величества не имеют в виду ничего другого, кроме сей священной и бескорыстной цели. Войска, предводимые единым вождем, шествуют пред глазами обоих монархов. Они шествуют преисполнены упования, что Всесильный и Праведный Бог поможет им совершить и для целого света, а наипаче для Германии то, что они совершили уже столь благоуспешно для своего Отечества, освободя оное от постыдного ига, коим оно угрожалось. Вот мысль, которая их воспламеняет. Честь и свобода есть знамение военное. Да поспешат с нами соединиться все те, кои желают еще показать себя достойными названия Германцев; да присоединятся они сердцем и духом; да посвятят и имущество свое и кровь. Да ускорит каждый из них, кто бы он ни был, владетель, дворянин, или другого состояния, содействовать к совершению мер, предположенных Россией и Пруссией для освобождения. Такового поревнования и совершенного доверия к себе Их Величества ожидают от каждого германца с того времени, как мечтания о всеобщей монархии истреблены быстрыми победами российских армий.
Их Величества полагаются в особенности на содействие государей германских; надеются, что не найдется между ними ни одного, который, забыв пользы Отечества, восхотел бы покрыть себя пред всеми стыдом и низринуться в бездну погибели, каковую уготовали бы ему общее презрение народов и сила праведного оружия. Рейнский союз, сия обманчивая сеть, в сплетении которой отринуто постыдным образом самое имя Германии, не может долее быть терпимым. Сии узы, скованные чуждым самовластием, долженствуют быть разрушены. Их величества объявляют, что расторжение Рейнского союза точно входит в план их предприятия, и тем мнят споспешествовать всенародному желанию, еще кроющемуся во глубине сердец, стесненных давним страхом. Сие торжественное объявление означает уже само собою и средства, коими Император Всероссийский желает содействовать к восстановлению Германии. Прекратив единожды всякое влияние иноплеменных властей, Его Величество довольствоваться будет токмо нужным способствованием и покровом своим делу, коего совершение предоставляется народу и владетелям германским. Чем более дело сие согласоваться будет в основании своем с общенародным мнением, тем неразрывнее явится нация германская в своем единстве и могущественною между великими народами Европы.
Его Императорское Величество не оставит обще с союзником своим устремлять свои усилия к превосходной цели освобождения Германии от чужеземного ига. Прекрасная Франция, сильная сама по себе, пусть займется внутренним своим благосостоянием. Покушения иноплеменных никогда не возмутят природных ее границ. Но да будет и ей известно, что другие Державы желают равномерно постоянного спокойствия для своих народов и что они не положат оружия, доколе не восстановят и не утвердят прочным образом политической независимости всех государств в Европе.
Дано в главной квартире, Калише 13 (25) марта 1813 года.
(Подписано так): От имени Его Величества Императора Всероссийского и Его Величества Короля Прусского, генерал-фельдмаршал и главнокомандующий союзными армиями
князь Кутузов-Смоленский»
В скором времени после сего воззвания напечатано было в Кенигсбергских ведомостях:
«Воззвание к государям германским из русского стана
Неоднократно обращаемы были воззвания к немецким народам. Все они, стенящие под игом, внимают им охотно; но взявшись за мечи обращают взоры на государей своих и ожидают знака для извлечения их из влагалищ; ибо и ныне – как за две тысячи лет пред сим, в глуши лесов – праводушные германцы привыкли собираться вокруг государей своих, чтоб сразиться за свободу Отечества.
Итак, к вам обращаем речь, благороднейшие мужи народа своего. Под верховным начальством германского императора, избиравшегося вами из среды вашей на трон Германии, были вы почти в течение тысячелетия государями уважаемы могущественными. Отношение членов ко главе не было тягостно: ибо начальник предписывал законы, имевшие целью благоденствие и сохранение ваше. Некоторые учреждения, весьма благоразумно утвержденные для древних времен, казались, правда несообразными с текущим веком. Хотя древние дубы покрываются мхом, но сердцевина их здорова и верх сеннолиствен.
Разве Германия не была счастлива? Земледелие, торговля и ремесла благоденствовали, и везде являлся изящный цвет народного просвещения – вернейший признак благоустроенного государства. Вы, добродетельные государи, наслаждались в мире плодами благоразумия ваших предков. При умножении числа жителей в землях ваших вы могли радоваться, что впредь земледелие и ремесла пойдут успешнее; при накоплениях сокровищ в казнохранилищах, вы могли радоваться, что имеете средства умножать благоденствие земель и блеск дворов своих; при появлении отличных умов между подданными вашими вы могли радоваться, что слава, ими приобретаемая, озаряет и Отечество.
А ныне! С горестью должны вы взирать на возрастающее юношество! Ибо тысячи молодых людей влекутся в Испанию и Россию и никогда оттуда не возвращаются. Все доходы, оставшиеся у вас по уничтожении торговли, разорению фабрик, опустошению полей, должны вы отдавать в виде контрибуций или расточать на принужденные вооружения, или делить с жадными пришельцами, которые следуют стадами за победителем вашим, как древле враны за римским жрецом, заклавшим жертву. Вы должны изгонять из Отечества лучших и просвещеннейших сынов его и с гнусным насильством подавлять истину и любовь к Отечеству; должны терпеть, что чужие палачи, смеясь самодержавным вашим правам, расстреливают пред глазами вашими тех, которые осмелятся вздохнуть громко. Подрастет ли юноша в областях ваших – чужое властолюбие помышляет, сколько крови может из него высосать; вступит ли талер в казначейство ваше – чуждая жадность рассчитывает, сколько грошей из оного должно вам оставить. Чужие надсмотрщики толкуют каждую строчку, печатаемую в областях ваших. Корабли не смеют входить в гавани ваши, повозки с товарами не смеют переезжать чрез ваши границы, чужие таможенные приставы коварством и силою лишают подданных ваших плода их трудов. Шпионы стерегут ваши взоры, шпионы считают ваши шаги. Все стены дворцов ваших имеют слух и зрение. Французские солдаты похищают несчастных, предавшихся вашему покровительству, и потом их умерщвляют. Они не стараются соблюдать и наружного вида при всех сих притеснениях. В самые грубые века сильные смели говорить со слабыми тем языком, который вы ныне слышите ежедневно и на который должны отвечать с уважением. Французские посланники приезжают в ваши земли, чтоб управлять ими: высокомерием своим уподобляются они римским проконсулам в покоренных областях.
Итак, Германия действительно находится в глубочайшем унижении и уже находилась в нем, когда несчастный Пальм за сие слово лишился жизни! Падая ниже и ниже, чем сделалась она с того времени? Запасным магазином людей для Франции! Связанным животным, которое едят беспрестанно, хотя уже не молоко, а кровь течет из сосцов его! Французские генералы, получившие поместья в Германии, французские таможенные приставы и французские чиновники всякого рода питаются трудами немцев и смеются над несчастными. Чье чувство сим не возмущается, тот не может быть германцем, а еще менее того германским государем!
Доныне сносили вы сие высокомерие потому, что должны были, вздыхая, покоряться злоупотребляемой силе. Оскорбительно было бы мнение, что вы и ныне будете безмолвны; в оглушении и расслаблении сил предстоять истребителю царств, подобно очарованной птице, которая влетает в ужасную пасть гремящей змеи, устремившей на нее свои взоры. Уже давно жаждете вы свободы и мщения! Вы видели, что вся конституция Рейнского союза состоит в железной воле деспота; что тот, который называется вашим покровителем, первый вас грабит, когда вымыслит какую-нибудь великую меру. Никто не забыл еще судьбы добродетельного герцога Олденбургского, которого совершенное благоразумие и предусмотрительная уступчивость не могли сохранить земли, почитавшей его любезным отцом своим. Каждый из вас знает и чувствует, что не избежит таковой судьбы в случае новой прихоти своего покровителя. Недавно еще кронпринц шведский, сражавшийся подле и под начальством Наполеона и знавший подробно все его планы, объявил громогласно всем народам севера, что нельзя ничего ожидать от дружбы Наполеона и что одна сила может положить предел его требованиям.
Неужели есть немецкие государи, которые не хотят расторгнуть цепей своих и повергнуть их к стопам презренного пришельца?
Нет! Нет таковых государей!
Некоторые из них удерживаются ныне благоразумною осторожностию – боясь, что рука сильного, которой все жилы пересечены в России, при всем том снова поднимется и с большею яростию вознесет железный бич на того, который дерзнул желать свободы. Некоторые, может быть, хвастовством французских ведомостей, что все потерянное можно заменить в несколько месяцев, но если и можно будет врагу рода человеческого, которого потребностью соделалась вечная война, набрать лошадей, пушек и людей, однако лошади и сидящие на них люди не составляют еще кавалерии, пушки и стоящие подле них люди не составляют артиллерии. Прежнее войско погибло невозвратно; новое не будет одушевлено духом прежнего, ибо Наполеон лишился в сем походе более, нежели лошадей и пушек: он лишился доверенности своих подчиненных. Он уже не кажется им высшим существом, которого гордые предсказания всегда сбывались, не кажется величайшим из полководцев, приковавшим победу к колеснице своей. Они знают, что он повел полмиллиона воинов на убой, обещав им высокопарными словами изобильные зимние квартиры в Москве. Они знают, что и их ожидает подобная участь, и потому следуют за ним, не только без опытности, но и без надежды.
Но на севере восстал народ, имевший способность сохранить свою свободу, жертвуя всем своим достоянием, приобретший опытность в бесчисленных победоносных битвах, истребивший наконец врага и пригнавший жалкие изнеможденные остатки его из внутренности России в сердце Германии. Подобно грозе, идут россы – подобно грозе, которая очищает воздух от вредных паров и оплодотворяет землю: что драгоценнее, что плодотворнее свободы?
Вам предлежит ныне брань, владельцы Германии, от вас зависит стяжать благословение или проклятие потомства. Наступила еще раз минута, которая уже никогда не явится! Минута последняя! Внемлите с трепетом! Последняя! Если вы в сей раз не примете простертой к вам братской руки россиян. Если вы своею робостию принудите своих освободителей оставить вас, то лишитесь всего и навсегда! Горе изменнику Отечества, который на вопрос: «Сражался ли ты в священной брани?» – отвечать будет с краснеющимся от стыда лицом: «Не сражался!» Двукраты горе владельцу, который ныне будет искать защиты своей под сокрушенною колесницею торжества Наполеона! Не должно щадить его во время битвы, а по приобретении свободы надлежит предать его суду! Странное время! Народы единодушно восклицают: «Война!», а государи не хотят их слышать! Мужество в брани, которым прежде сего государи старались одушевить народ, ныне народ тщится возбудить в государях!
Воззрите! Русские стоят посреди Германии. Победив врага, могли бы они остановиться на границах своих и ожидать, дерзнет ли он вторично вторгнуться в Россию, увлаженную его кровию; но они пошли далее, потому что добродетельный государь их, не называясь покровителем какого-нибудь мнимого союза, но желая быть освободителем всей Германии, с благородным великодушием решился расторгнуть цепи своих соседей, если только они сами того пожелают. Возможно ли, германские государи, чтобы вы того не желали? Возможно ли, чтобы вы предпочитали колеблющееся бытие – словом, покровительство Наполеона – дружбе Александра?
Воспряньте! Вооружитесь! Поспешите во сретение вашим освободителям. Соедините свои войска с их силами! Если кто из вас страшится служить в рядах воинства иноплеменного, хотя и дружественного, тот может стать под знамена Германского легиона, дружины двадцати тысяч храбрых мужей, которые в соединении с русскими вступят в Германию под предводительством одного германского государя! Братия их в Германии примут с распростертыми объятиями сие, поистине священное ополчение, и разделят с ними славу, ожидающую освободителей Отечества!
И тогда со временем – может быть, скоро, – совершится великое сие дело, при помощи Божией. Когда всяк, участвовавший в нем по мере сил своих, возвратится свободным мужем в свободное Отечество, с какою справедливою гордостию, с каким сердечным удовольствием скажет он отцу, матери, жене и чадам своим: «И я сражался в священном ополчении! И мне обязаны вы своим спокойствием и безопасностию своего достояния. Отныне германские старцы не будут подвержены посмеянию пришельцев; дщери германские не будут страшиться оскорбления чужеземных злодеев: мы, мужи Германии, собрались по приказанию государей своих, сразились подобно россиянам, победили подобно им, и ныне – свободны!».